Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
— Не понимаю, — проговорил Равашоль.
— А, не важно, — ответил верховный адепт. — Тебе и не нужно понимать. Но пока у нас есть время, позволь показать, чем в последнее время занималась моя кузница.
— Для меня это большая честь, — поклонился Равашоль. — Увидеть воочию деяние рук самого верховного адепта — такой шанс выпадает раз в столетия.
— И то правда, — не стал возражать Урци, — но разве не выдающиеся времена нынче настали? Думаю, маленькая отсрочка не повредит.
Равашоль шагал за верховным адептом вдоль рядов пустых доспехов в самую дальнюю часть зала, где
Урци поднялся по ступенькам, и один из его дронов нырнул к черному цилиндру, мигнул загоревшимся глазком и с жужжанием выдвинул из себя ключ. Последний скользнул в цилиндр, хотя Равашолю так и не удалось разглядеть замочной скважины. Дрон отпрянул и спрятался за старшим адептом, когда что-то загудело.
Чернота в цилиндре завихрилась и стала постепенно сереть, погружаясь куда-то в помост, будто чернильное облако, растворявшееся в воде. С течением времени уже можно было рассмотреть содержимое цилиндра, чья поверхность из матовой плавно стала полупрозрачной, а затем и вовсе невидимой. Ошеломленный Равашоль разинул рот от удивления, когда перед ним предстал великолепный терминаторский доспех — самый удивительный из всех виденных им ранее.
Обладавший более массивными пропорциями, нежели «Марк IV», этот панцирь мог похвастаться сегментами из пластали, выкрашенными в цвет самой черной ночи. Окантовка отливала золотом и бронзой, и Паллант прекрасно понимал, что над каждой деталью этого доспеха трудились самые искусные мастера Марса.
По краю наплечников шел ряд золотых заклепок, а в центре нагрудной пластины горел янтарный глаз в окружении ощеренных золотых волков. Высокий латный ворот светился красными огнями, а на плечах крепилась тяжелая волчья шкура.
Равашоль поднялся по ступенькам и встал перед доспехом. Одна лишь близость к этому произведению искусства пьянила и даже немного пугала. Адепт протянул руку к полированным пластинам, и пальцы его дрожали. Пласталь оказалась холодной на ощупь, но в металле чувствовалась легкая вибрация, словно сокрытый в доспехе дух машины видел сны о грядущих битвах. Паллант взглянул вверх, туда, где должно было находиться лицо воина, и содрогнулся, внезапно испугавшись этого мрачного панциря.
— Это вершина моего мастерства, — гордо заявил Урци. — Ничего более совершенного мне сделать уже не суждено.
— Он… великолепен, — попятился Равашоль от доспеха, который внезапно показался ему вместилищем абстрактного ужаса. Что-то в этих агрессивных линиях говорило об океанах крови, которую прольет обладатель доспеха, кем бы он ни был. Панцирь, очевидно, должен был не только защищать, но и устрашать. — Для кого он?
— Для самого магистра войны, — улыбнулся Урци.
Равашоля захлестнула волна страха, когда он заглянул под капюшон Урци, где светились три глаза. Рядом с верховным адептом Паллант казался карликом. В животе у него заныло, внутренности сжались в комок от одной только мысли: он допустил ужасную ошибку, придя сюда.
— Для Воителя Хоруса? — выдохнул Равашоль.
— Его самого, — ответил Урци. — Доспех будет отправлен в систему Исстваан со дня на день. По-моему, пришло время раскрыть карты, Паллант, не правда ли? Ты нас очень напугал, когда скрылся от протекторов адепта Хрома. У нас не было ни малейшего понятия, что может взбрести тебе в голову, ведь соглашение с Воителем слишком важно, чтобы позволить какому-то мелкому адепту третьего класса расстроить наш пакт. Я вроде бы уже упоминал о последствиях?
— Вы нарушаете приказы Императора… — проговорил Равашоль.
— Мой дорогой Паллант, если бы речь шла только о приказах! И хотя твоя эскапада нас встревожила, мне не следует объяснять тебе что-либо. Скажу лишь, что время Императора закончилось, и во Вселенной грядет новый порядок.
— Новый порядок? — отступил назад Равашоль. — Это ересь! Предательство! Императору…
— Императору конец, — перебил его Урци. — Он ограничивает наш прогресс бессмысленными запретами, указывает, что можно исследовать, а что — нет. Указывает нам! Тем, кто обеспечивает его войска оружием и амуницией! А где был Император, когда Древняя Ночь поглотила Марс? Нет, когда Император завоюет Галактику, он обернется против нас и присвоит себе все наши технологии. Мы для него лишь вассалы, и не более.
Каждое новое слово бывшего мастера повергало Равашоля во все больший ужас, особенно теперь, когда он понимал: то, что ему стало известно относительно проекта «Каба», — всего лишь деталь, приподнявшая завесу над заговором, равного которому и вообразить-то нельзя, не то чтобы припомнить в истории.
— Я вам этого не позволю, — пробормотал адепт третьего класса. — Я не позволю вам вовлечь Механикум в предательство.
— Ты не позволишь нам? — рассмеялся Урци. — Мальчик мой, да ведь все уже свершилось.
— Вы не оставляете мне выбора, — сглотнул Равашоль. — Сервитор, уничтожить его!
Последний сервитор подбоченился, плазменный излучатель на плече развернулся в сторону старшего адепта, орудийная спираль загудела, сосредоточивая энергию, пока прицельные лазеры танцевали на бронзовой маске Урци.
Но прежде, чем сервитор успел открыть огонь, сверкнула вспышка ослепительного белого огня и из корпуса сервитора брызнул столп крови и масла. Равашоль попятился от своего охранника, издавшего механический скрип отчаяния. Масло воспламенилось, и теперь вся правая сторона сервитора пылала.
В воздухе Паллант заметил скользящую фигурку техножрицы-ассасина с мечом, оставляющим за собой тонкий след горящей плазмы. Охваченный огнем сервитор даже попробовал прицелиться в ассасина, но оружие его уже не функционировало.
Равашоль наблюдал, как неумолимый убийца несется над полом. Горящий сервитор, двигаясь замедленно, будто против течения, развернулся лицом к ускорившемуся противнику. Теперь он годился лишь для рукопашной. Оставшаяся рука была облачена в энергетическую рукавицу. С ней-то телохранитель и сделал неуверенный шаг вперед, пытаясь защитить своего хозяина. Равашоль бросился бежать к безнадежно далекому выходу из зала, когда ассасин мелькнула над гибнущим сервитором, с легкостью увернулась от его неуклюжего выпада и одним небрежным движением снесла ему голову.