Ермак. Том I
Шрифт:
– По воинскому делу, – сдержанно сказал Ермак и покосился на подьячего, который, прижмурив лукавый глаз, усердно слушал. – Уместно ли при сем лукавце речь держать?
– Это верно, лукавец, зело изрядный лукавец Максимка, хитер, но крест целовал на верность и тайну не вынесет из сей избы.
Подьячий сделал постное лицо и заскрипел пером.
Ермак сказал:
– Турский султан надумал Астрахань повоевать. Послал он большое войско. Ведет Касим-паша янычар, спагов, а с ними орда Девлет-Гирея.
Лицо
– Вот как! Вновь поднялись! – вскричал он. – Сказывай, казак, дале!
– Двинулся Касим-паша с пушками и воинскими припасами на Дон, – продолжал Ермак. – Из Азова на каторгах все везли. Надумал паша Переволоку изрыть и донскую воду с Волгой породнить, да не пришлось…
– Пуп, что ли, надорвал? – усмехнулся воевода.
– Не по силам выпало, да и казаки степь пожгли, колодцы засыпали, а сейчас мы попалили все: пожарищем Касим-паша идет, поубавит силы!
– Спасибо, донцы! – поклонился станичникам Черебрин ской. – Поклон Дону! Догадывались мы о многом, а теперь все ясно. Скажи, сколько легких пушек захватил турский паша и сколь у него войска?
Ермак неторопливо, толково пояснил. Суровый взгляд воеводы перебежал на подьячего.
– Что жмуришься, яко кот. Пиши! – приказал он. – А вы, казаки, с дороги отдохните, а потом обсудим, что дале! Так, что ли?
– Так! – за всех согласился Ермак.
– Андрейка, сведи казаков в избу, накорми, напои да в баню их, пусть испарятся! – Воевода огладил седеющие усы и, подойдя к Ермаку, сказал: – Люб ты мне! – И остальным донцам: – Любы, братцы-донцы!..
Казаки ушли, а Черебринской опустил голову, задумался. Знал он, что турки собираются на Астрахань, но смущало другое: почему обычно заходившие в город турские и бухарские корабли сейчас дошли только до устья Волги и выжидательно стали на приколе?
«Почему они на Астрахань не жалуют? Неладное, видать, затеяли! – тревожился воевода. – А ногайцы и того хуже – кишмя кишат подле крепости, на торжках да в караван-сараях много чужого люда появилось. Ну, теперь погоди, не так дело повернется!» – Воевода тяжело заходил по комнате:
– Ты, Максимка, кличь приставов! Очистить город от вражьего племени!..
В тот же день на крепостном валу усилили караулы, по улицам и базарам засновали конные разъезды, которые хватали всякого подозрительного и вели на допрос.
Когда казаки умылись и насытились, их потянуло ко сну. Но спать не пришлось: в слюдяных оконцах вдруг зарделось зарево.
«Пожар», – тревожно догадался Ермак и распахнул оконце. Над городом пылали языки пламени.
– Что случилось? – спросил он приставленную к донцам стряпуху. – Горит, а набата нет?
Баба спокойно отозвалась:
– Посады палят. Ногайцев набилось видимо-невидимо, за лето понастроили без спросу хибар. Вот и выжигают нечисть!
Ермак натянул кафтан на широкие плечи, привязал саблю:
– Пойдемте, братцы, поглядим.
Казаки пешком обошли город. Как быстро все переменилось! Базар опустел, затих, вокруг стало пустынно. На окраине с треском пылали мазанки. Здоровенные бородачи-стрельцы, напирая на ордынцев, гнали их прочь от города:
– Кто дозволил вам быть тут?..
На улицах взволнованно жался народ, бирюч выкрикивал:
– Торговым людям, кто бы он ни был и какой веры ни значился, ущербу не будет. Русь торговала и торговать будет со всеми. А ныне Астрахань – крепость русская, и лишнему человеку тут не место. А ворам и злодеям, кто замыслит измену, – смерть!
На другой день и впрямь поймали переметчиков-ногаев, которые добирались со складов с зельем и хотели поджечь их. Ногайцев допросили и повесили на устрашение врагам. Усилили караулы. На валах темнели жерла пушек, расхаживали стрельцы с бердышами. И всю ночь на башнях крепости перекликались караульные:
– Славен город Москва!
– Славна Астрахань!
– Славен Нижний Новгород!
В темноте да в тишине перекличка звучала торжественно и строго: чуялось, что в крепости действует сильная и крепкая рука.
Ермак с казаками приметили, как дородный и ладный Черебринской на своем высоком и сером аргамаке объезжал остров и поторапливал стрельцов:
– Живей, живей, служивые! Нам ли бояться орды? Стояли и стоять будем на русской земле!
Вечером над Астраханью появились крикливые стаи воронья; они унизали кресты церквей, деревья, частоколы крепости. От их карканья становилось тошно на душе.
– Точно на падаль слетелись, – с досадой сказал Ермак. – По всему видать, Касим-паша близко!
Догадка подтвердилась. На берегу Волги стрельцы подобрали паромщика Власа. Он лежал уткнувшись лицом в землю, а между худых лопаток торчала оперенная стрела. Старик тяжело дышал и, когда его поднимали, вымолвил:
– Понуждали переправить дозорных, а я паром угнал. Да не уберегся малость. Ну что ж, пожил свое и на том хвала господу!
Старика не донесли до крепости – скончался в дороге.
На закате над Волгой разнесся шум. Толпы народа вышли на вал и на берег реки. Над степью плыли тучи пыли – тысячи турецких, татарских и ногайских конников тянулись по прибрежной дороге. Доносились гортанные голоса и ржание коней.
В народе гомонили:
– Касим-паша идет…
– Добрался, окаянный, до Волги, теперь коней напоит в русской реке!
В толпе стоял Ермак и вместе с другими кипел гневом.
– Пришел Касим-паша с конями на Волгу, а уйдет без них, – твердо выговорил он. – Конец ему тут! Стояла и будет стоять здесь русская земля!