Эрнесто Че Гевара

Лаврецкий Иосиф Ромуальдович

В Мексике Че встретился с Раулем Роа, кубинским писателем и публицистом, противником Батисты. После свержения Батисты он стал министром иностранных дел. Рауль Роа вспоминает о своей встрече с Геварой: «Я по­знакомился с Че однажды ночью, в доме его соотече­ственника Рикардо Рохо. Он только что прибыл из Гва­темалы, где впервые принимал участие в революцион­ном и антиимпериалистическом движении. Он еще остро переживал поражение.

Че казался и был молодым. Его образ запечатлелся в моей памяти: ясный ум, аскетическая бледность, астма­тическое дыхание, выпуклый лоб, густая шевелюра, ре­шительные суждения, энергичный подбородок, спокойные движения, чуткий, проницательный взгляд, острая мысль, говорит спокойно, смеется звонко…

Он только что приступил к работе в аллергическом отделении

Института кардиологии. Мы говорили об Ар­гентине, Гватемале и Кубе, рассматривали их проблемы сквозь призму Латинской Америки. Уже тогда Че возвы­шался над узким горизонтом креольских национализмов и рассуждал с позиций континентального революцио­нера».

Этот аргентинский врач в отличие от многих эмигран­тов, обеспокоенных судьбами лишь своей страны, думал не столько об Аргентине, сколько о Латинской Америке в целом, стараясь нащупать ее самое «слабое звено». Ясно и то, что во время встречи с Роа Че таким звеном, по-видимому, Кубу не считал, хотя и был в курсе полити­ческих событий в этой стране.

Для того чтобы Куба привлекла его внимание больше, чем любая другая латиноамериканская страна, понадобилась встреча с людьми действия, с теми, кто вместо бесплодных споров призывал к немедленному выступле­нию. Отправным пунктом явилось его знакомство сначала с Раулем Кастро, а потом и Фиделем.

В конце июня 1955 года в городскую больницу при­шли на консультацию два кубинца. Они попали на прием к дежурному врачу — Эрнесто Геваре. В одном из них Че узнал Ньико Лопеса, своего друга по гватемальскому периоду. Оба обрадовались неожиданной встрече. Ньико рассказал Че, что его товарищи по нападению на ка­зармы «Монкада» вышли по амнистии из тюрьмы и те­перь съезжаются в Мехико. Они намерены подготовить вооруженную экспедицию на Кубу. Это походило на настоящее дело! Че проявил интерес, и Ньико предложил познакомить его с Раулем Кастро.

Встреча с Раулем произошла несколько дней спустя. Он рассказал об эпопее «Монкады», о зверской бойне, учи­нённой батистовской солдатней, о процессе над его бра­том Фиделем, о речи последнего на суде, ставшей впо­следствии известной под названием «История меня оп­равдает», об их злоключениях в каторжной тюрьме на острове Пинос и, наконец, о твердой решимости продол­жать борьбу против тирана Батисты.

Впечатление? Че скажет потом о Рауле: «Мне кажет­ся, что этот не похож на других. По крайней мере, гово­рит лучше других, кроме того, он думает».

Рауль тоже остался доволен своим собеседником. Он сразу в нем увидел человека, который может оказаться полезным в проектируемой экспедиции. Че обладал «гва­темальским опытом» и был к тому же врачом. Договори­лись, что Рауль познакомит его с Фиделем, приезд кото­рого из Нью-Йорка в Мехико ожидался со дня на день.

Фидель в Соединенных Штатах собирал деньги среди кубинских эмигрантов на финансирование будущей экспе­диции. Выступая в Нью-Йорке на одном из митингов про­тив Батисты, Фидель заявил: «Могу сообщить вам со всей ответственностью, что в 1956 году мы обретем свободу или станем мучениками».

На что же надеялся молодой кубинский патриот? Во-первых, на свой собственный народ, ненавидевший Ба­тисту, на его мужество и решимость, примеры кото­рых он неоднократно давал на протяжении всей своей истории. Разве в прошлом столетии не сражались кубин­цы почти полвека за свою независимость? Разве не сверг­ли они в 1933 году ненавистного диктатора Мачадо? Да и теперь: Батиста зверствует — значит, боится народа.

Фидель также надеялся на поддержку своих последо­вателей, участников созданного им «Движения 26 июля» (день нападения на казармы «Монкада»), и на сочув­ствующих. В основном это были студенты, молодые ра­бочие, служащие, ремесленники, учащиеся старших классов. Они не обладали политическим опытом, у них даже не было ясной программы, но зато было другое очень ценное качество: они беззаветно любили свою ро­дину и ненавидели Батисту.

Для этих молодых людей Фидель был настоящим вождем. Как и его последователи, Фидель был молод. Он владел ораторским искусством, обладал великолепной внешностью, безрассудной смелостью, железной волей. Он блестяще знал прошлое Кубы и безошибочно ориенти­ровался в лабиринтах современной кубинской

политики. Он точно знал, против каких зол следует бороться, о чем с такой убедительностью и сказал на суде в своей речи «История меня оправдает».

Они встретились в доме у Марии-Антонии Гонсалес, на улице Эмпаран, 49. Мария-Антония — кубинка, заму­жем за мексиканцем, горячо сочувствовала молодым пат­риотам. Один из ее братьев, Исидоро, участник подпольной борьбы против Батисты, был подвергнут варварским пыт­кам в застенках тирана. Эмигрировав в Мексику, он вско­ре умер. Мария-Антония предоставила свою скромную квартиру в распоряжение сторонников Фиделя, которые превратили ее в свой штаб. Они не только кормились у Марии-Антонии, но и жили у нее. Квартира была заби­та матрасами, раскладушками, всякого рода литературой и даже оружием. Для посещавших квартиру была выра­ботана целая система условных знаков и паролей. О при­ходе конспираторов сигнализировал соседний лавочник, друг Марии-Антонии.

Случай захотел, чтобы Фидель Кастро прибыл в Ме­хико 9 июля 1955 года, в день, когда Аргентина празд­нует провозглашение независимости. Рауль сообщил ему о знакомстве с молодым аргентинским врачом, участником гватемальских событий, и посоветовал с ним встре­титься.

О чем говорили Фидель и Че во время их первой встречи? Речь шла, по свидетельству Че, о международ­ной политике. Фидель, разумеется, ознакомил Че со свои­ми планами, со своей политической программой.

— Мы начнем боевые действия в Ориенте, — говорил Фидель своему новому другу. — Ориенте — самая бое­вая, революционная и патриотическая из всех кубинских провинций. Здесь у меня больше всего единомышленни­ков и друзей. Здесь мы пытались взять штурмом казармы «Монкада». Именно здесь началась некогда борьба за независимость, продолжавшаяся тридцать лет, и ее жи­тели больше всех пролили крови и принесли жертв, они более всех проявили героизм… В Ориенте до сих пор чувствуется атмосфера этой героической эпопеи. И на рас­свете, когда поют петухи и, словно горн, будят солдат, когда над горами, покрытыми соснами, встает солнце, ка­жется, что снова встает день Яра или Байре. [14]

14

Яра и Байре города, в которых началась война за независимость.

Фидель отмечал потом, что Че во время их встречи «имел более зрелые по сравнению со мной революционные идеи. В идеологическом, теоретическом плане он был бо­лее развитым. По сравнению со мной он был более пере­довым революционером».

О том, какое впечатление произвел Фидель на Че в эту первую встречу, Че рассказывал впоследствии:

— Я беседовал с Фиделем всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд будущей экспедиции. Соб­ственно говоря, после пережитого во время моих ски­таний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в ре­волюции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного человека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он питал глубокую веру, был убежден, что, направившись на Кубу, он достигнет ее. Что, достигнув ее, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я зара­зился его оптимизмом. Нужно было делать дело, пред­принимать конкретные меры, бороться. Настал час пре­кратить стенания и приступить к действиям.

Однако оптимизм Че был сдобрен вначале изрядной долей скептицизма. «Победа, — вспоминал Че после свер­жения Батисты, — казалась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений. Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибреж­ном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы».

О каких идеалах здесь идет речь? Ответ на этот во­прос мы можем найти в «Песне в честь Фиделя», напи­санной Че вскоре после его первой встречи с лидером «Движения 26 июля». Она опубликована после гибели автора. Это стихотворение знаменательно следующими двумя строфами, которые приводятся в подстрочном переводе: