Эромахия. Демоны Игмора
Шрифт:
В комбинации вокруг Трибура Эрлайлу отводилась более тонкая роль — хитрец натравливал на город некоего Сьердана, мелкого дворянчика, давным-давно пропившего все, что имел, и залезшего в долги. Господин Удвин, известный своей рассудительностью и добросердечием, неожиданно принял участие в судьбе бедолаги, выкупил его долги и оказывал покровительство, ничего не требуя взамен — на первый взгляд. На самом деле Сьердан обязался чинить всевозможный вред трибурцам, нападал на их купцов, устраивал налеты на предместья, ни на день не оставляя в покое. Незадачливый управитель поместья, он оказался отчаянным и предприимчивым воякой. Община пожаловалась сеньору, и Лоренет выступил против злодея. Однако тот сумел отбить первый приступ, а затем на помощь Сьердану
Обсуждая дела с трибурскими синдиками, Фэдмар в ответ на жалобы только разводил руками: да, Сьердан — разбойник, да, да, Игмор сожалеет, что городу выпали такие неприятности, но Эрлайл, родич и союзник барона, впредь будет точно так же чинить отпор и противодействие Лоренетам, даже если, увы, таковые действия окажутся во вред добрым трибурцам. Горожане роптали, они были недовольны сеньором, неспособным защитить их от разбойника Сьердана…
Отфрид участвовал во всех предприятиях отца, теперь барон иногда доверял подростку руководить небольшими набегами, впрочем, непременно посылал с наследником кого-то из старых, опытных солдат. Помимо военного дела, баронет неожиданно увлекся чтением. В пропыленной библиотеке, ключ от которой он таскал теперь с собой, нашлись жития святых, полдюжины героических романов, книга сонетов и пара исторических трактатов. О происхождении Игморов и о проклятии, довлеющем над родом, Отфрид не нашел почти ничего. Какие-то скудные упоминания о том, как варвары отвоевали страну у римлян и о том, что некий Аварих по прозвищу Злой Меч выстроил башню на Игморском холме, используя остатки римского храма. Затем этот буйный непокорный человек принялся чинить вред всему краю, а на все упреки отвечал: «Я выше вас всех», имея в виду неприступное укрепление, возведенное им на возвышенности посреди равнины…
Не слишком-то много сведений.
Зато паренька весьма увлекли сочинения, повествующие о похождениях благородных героев. Особенно заинтересовало Отфрида выражение «возлечь», непременно завершающее сюжеты с прекрасными дамами… Четырнадцатилетний баронет уже начал заглядываться на молоденьких горожанок, когда бывал с отцом в Трибуре и Мергене… Баронет гораздо лучше разбирался в способах заточки клинков, чем в девушках, и всей душой мечтал исправить упущение. Частенько он останавливался перед старинной мозаикой и подолгу разглядывал волнующие изгибы женских фигур, и белокожих томных красоток, окружающих римского гостя, и танцующую вдалеке от общего веселья смуглую брюнетку с угрюмым лицом. Древний скульптор — грек или кто он там — был великим искусником, ни в одном фолианте из отцовской библиотеки не отыскалось ничего столь же возбуждающе прекрасного. Мрачная танцовщица запомнилась подростку. Даже несколько раз приснилась.
Пока Отфрид мечтал, дело с Трибуром двигалось к запланированному финалу, и наконец горожане отказались признавать Лоренета сеньором, поскольку он, негодный господин, не в состоянии защитить вассалов. Разумеется, община направила письма его светлости Осперу, в столицу королю, а еще епископу — прошение дозволить трибурцам отступиться от клятвы.
Бедняга Лоренет, раздавленный неудачами, оказался уже не в силах привести непокорных горожан к повиновению военным путем; его поместье было разорено, дела пришли в беспорядок. Разумеется, в ответ на письмо с отказом от ленной присяги Трибур получил послание, в котором угрозы перемежались с увещеваниями… но подкрепить претензии военной силой господин уже не мог. Граф также не стал поддерживать Лоренета в его притязаниях. Город освободился от вассальной зависимости.
Однако община напрасно надеялась, что настанут счастливые деньки. Господин Сьердан совершенно обнаглел. Теперь, когда злодею не приходилось опасаться Лоренета, он устроил укрепленный
Трибурские синдики собрались на совет.
«Друг общины» барон Игмор в тот день оказался в городе, и его пригласили принять участие в обсуждении проблемы. Несколько бюргеров помоложе обрушились на барона с упреками — дескать, проклятому злодею покровительствует родич Игмора. В ответ барон, ухмыляясь в дремучую бороду, развел руками — господин Эрлайл такой же владетельный сеньор, как и сам барон, и он, Фэдмар, не властен принудить кузена отказаться от дружбы с тем, кто ему, кузену, мил. Впрочем, барон пообещал съездить в Эрлайл и обратиться к родичу с увещеваниями. Уже покидая ратушный зал, Игмор обернулся и с порога бросил через плечо — дескать, если бы у трибурцев был сильный сеньор, уж он-то защитил бы город от разбойников…
Только теперь те из горожан, кто посмекалистее, начали догадываться об истинных мотивах барона. Но большинство не верили — как-никак три года кряду господин Игмор поддерживал общину в борьбе за свободу…
Фэдмар в самом деле навестил кузена в Эрлайле. С собой барон прихватил сумму, достаточную для того, чтобы Сьердан мог еще не меньше полугода содержать своих наемников…
Во время отцовской отлучки Отфрид предпринял попытку пробраться в спальню барона, где тот прятал запретную книгу. Баронету удалось отпереть замок и проникнуть в комнату, но беглый осмотр не выявил искомого, а устраивать серьезный обыск парень не решался — опасался быть уличенным. Неудача только подогрела в нем желание овладеть таинственным фолиантом — раз уж отец так тщательно прячет его, значит, есть тому причины! Очень хотелось вызнать, что за тайное проклятие довлеет над женщинами семейства Игмор и куда подевалось былое могущество рода. И еще — что такое «эромахия»?
Вернувшись от кузена, барон позвал сына и объявил:
— Отфрид, плод созрел. Вот-вот свалится, остается только протянуть руку. Идем со мной.
По дороге Фэдмар рассказывал:
— Этот мерзавец Сьердан жаден и неглуп. Я даю прощелыге деньги — немного, но вполне достаточно, чтобы содержать отряд. Вдобавок ему достается кое-какая добыча… У мерзавца хватает ума точно следовать инструкциям Удвина и не хапать сверх меры. Боюсь, когда он с нашей помощью поднимется из грязи, станет опасным соседом. Ничего, пока что главное — Трибур. Понимаешь?
— Да, отец.
— Сейчас их выборные заседают почти непрерывно. Никак не могут решить, что делать с этой своей свободой.
— Да, отец.
— Ничего, я им подскажу…
Барон привел парня в кабинет и остановился перед гобеленом, изображающим батальные сцены. Внизу рыцари на поджарых лошадках, выставив пики, гнали по полю пехоту, побежденные бросали оружие. Повыше было изображение битвы, там кавалерия только теснила пеших противников, сомкнувших большие миндалевидные щиты. Сражение и преследование разделяла толстая горизонтальная черта. Отфрид оглядел вытканных воинов и выжидающе уставился на отца. Тот, ухмыляясь в бороду, завернул грубое полотно и накинул край на гвоздь.
— Видишь?
— Что именно, отец?
Перед Отфридом была стена из грубо отесанных камней.
— Нет, не видишь, — удовлетворенно констатировал барон. — Смотри теперь.
Старший Игмор медленно, чтобы сын успел разглядеть и запомнить, положил руку на булыжник с черной прожилкой и с силой надавил. Что-то глухо щелкнуло. Фэдмар ткнул растопыренными пальцами пониже приметного камня — часть кладки повернулась, открывая нишу прямоугольной формы. Мальчик заглянул из-под отцовской руки — внутри покоились туго набитые мешочки. Барон вытянул один и подкинул на ладони. Мешочек звякнул. Фэдмар подумал с минуту и, пробормотав: «Эти бюргеры жадны», — взял еще.