Эрос
Шрифт:
– Госпожа Шульц, я приехал за вами. Пожалуйста, следуйте за мной. Вы можете мне доверять.
Я не знал, что говорить. Каждую секунду я ожидал, что случится нечто непредвиденное, что вся эта хрупкая зыбкость момента разрушится и полетит в тартарары. Наверное, я должен был твердо сказать себе: я – Александр фон Брюккен, и никто не может причинить мне вреда, иначе между нашими государствами разразится война. Но что я должен говорить Софи? Я видел, что она напугана до смерти. И тем не менее благоразумнее было не вываливать ей сразу всю правду. Хотя, честно говоря, я и сам не знал, какую именно правду выбрать. Очевидно, она уже приняла на грудь: ее ноги неуверенно
Я посадил ее на переднее сиденье моей машины. Автомобиль стоял в тесном гараже на территории магазина. На улице уже стемнело.
– Послушай, – сказал я, – ты должна мне верить. Ты помнишь меня?
Инге уже припомнила его, однако не признается в этом и медленно качает головой. Этот Борис, таксист – оказывается, агент Штази!Как грустно. Она понимает, что на карту поставлено все. К чему лицемерие? К чему пустая болтовня?
Она не ответила мне. Ее лицо – сама меланхолия, музыка, в которой перекликаются ноты ожидания, страха, надежды, разочарования, всего сразу, и эта музыка слышна лишь мне одному. Сначала я не хотел говорить, не хотел произносить ни слова, чтобы не нарушить немое звучание этой печальной симфонии. Но через какое-то время я понял, что обязан что-то сказать, все равно что. Нет, не все равно. Абсолютно не все равно.
– Слушай меня внимательно. Мы с тобой покидаем этот город и едем на Запад. К сожалению, те бе нельзя сидеть рядом со мной. Никто не должен тебя видеть. Можно тебя попросить устроиться в багажнике? Понимаю, там тесновато, но поверь, это совсем ненадолго. Как только мы выедем за пределы Лейпцига, ты снова сядешь вперед, как сейчас. Ну как, потерпишь?
– Я должна ехать в багажнике?
– Только пятнадцать минут. Пожалуйста!
Перед полураскрытыми воротами гаража стояли трое людей из Штази. Засунув руки в карманы, они с интересом наблюдали за нами. У меня не было права на ошибку.
– Мне придется лезть в багажник?!
– Да, да, Софи, я прошу тебя это сделать.
– Но я не хочу!
– Я прекрасно тебя понимаю. Но тем не менее – лезь! Это пойдет тебе только на пользу. Только на пользу!
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я с трудом сдерживался, чтобы не заплакать.
Софи огляделась, словно дикий зверь, который ищет лазейку, чтобы убежать из клетки. В конце концов она все же улеглась в багажник, с таким видом, словно прощается с миром.
Какую боль я вынужден причинять моей возлюбленной! Я все же расплакался и молча глотал слезы, а сотрудники Штази смотрели на меня, ухмыляясь. Меня попросили не останавливаться без особой нужды. Я нажал на газ, но находился в таком состоянии, что едва удерживал руль в руках. Еще никогда я не ощущал такую близость, такое единство с Софи. Нет, никогда. До сих пор удивляюсь, как мне удалось проехать по оживленному центру Лейпцига – казалось, эти маневры длились бесконечно, часами, хотя на самом деле я потратил всего минут двадцать. С грехом пополам выбравшись на загородную трассу, я остановил машину в глухом месте, посреди степи, и открыл багажник.
В глазах Софи застыл немой ужас. Она наверняка думала, что ее везут на расстрел, и не расставалась с этими мыслями даже тогда, когда я вежливо пригласил ее сесть рядом со мной. Мы ехали дальше по плохо освещенной дороге. Я решил, что разрядить обстановку поможет музыка, и включил кассетный магнитофон. Из динамиков полилась мелодия «Битлз». Вскоре начал накрапывать дождь, переходящий в мокрый
– Так куда же мы едем? – нарушил тишину ее голос.
– На границу. Прошу тебя, не бойся. Тебе совершенно нечего бояться. Через несколько часов ты будешь на территории ФРГ.
– Это звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.
– Но это правда.
– А что потом? Там, за кордоном? Меня арестуют?
– Не исключено, однако в любом случае – не сразу. А может, этого вообще не будет. Все зависит от тебя самой.
До чего неуклюже я выражался! Я протянул Софи ее новый паспорт. Она открыла его, увидела свою девичью фамилию и не знала, что и подумать. Хотя нет, это, скорее, моя интерпретация: на самом деле это я не знал, какие мысли у нее в голове. С ее губ сорвался едва слышный вздох облегчения. Похоже, она окончательно поняла, что ее везут не на расстрел. По крайней мере, у моей любимой появилась надежда.
– Тебя зовут Борис, верно? Таксист? Я сразу тебя узнала.
– У тебя хорошая память.
– На самом деле ты никакой не таксист, правда?
– Да.
Возникла напряженная пауза. Снежные хлопья кружились и в моих мыслях, не давая им успокоиться. Я твердо решил не говорить Софи, кто я такой на самом деле. Может быть, я когда-нибудь и признаюсь ей, но только не сейчас. Софи должна решать сама, как ей жить дальше, и я не хочу вмешиваться в ее жизнь. Там, по ту сторону границы, я сделаю ей одно предложение, это само собой разумеется. Предложение будет простым, безо всяких обязательств, условий, задних мыслей… Ведь ей необходимо место, где можно преклонить голову – где-нибудь на этой Земле, где она будет чувствовать себя в полной безопасности. Вот чем были заняты мои мысли. А через несколько секунд, на крутом повороте, мне пришлось резко затормозить, и машину занесло, но все обошлось, мы устояли. На дороге образовался гололед, и поэтому ехать пришлось в темпе улитки. Снегопад становился все сильнее и сильнее.
Вообразите себе: мы ехали по страшному захолустью, пробираясь сквозь непроглядную тьму. Может, нам стоило переночевать в какой-нибудь деревне? Но как показаться там на машине с западными номерами?! Сколько вопросов неизбежно посыплется на нашу голову! Сколько неприятностей может подстерегать нас, вплоть до срыва всей операции! Я взял на себя многое и уже многого достиг. До финиша осталось совсем немного – неужели ставить все под удар только потому, что ноябрьское небо страдает недержанием? Злая шутка, если на небе действительно есть Бог.
Отыскав более-менее удобное место, я остановил машину на обочине:
– Ехать дальше нет никакого смысла. Мы окажемся в кювете.
– И что же мы теперь будем делать?
– Ждать.
Как назло, бензобак оказался заполнен лишь наполовину. Правда, винить в этом было некого – только самого себя. До границы бензина бы еще хватило, с натяжкой, но о том, чтобы переночевать в машине с работающим двигателем, не могло быть и речи. А на улице очень холодно – ноль градусов. В багажнике лежали шерстяные одеяла, и я пошел за ними. Но едва мне стоило отлучиться, как Софи распахнула дверцу и кинулась прочь, по заснеженному полю, перепаханному глубокими бороздами. К счастью, ей не удалось убежать далеко – она споткнулась, ушибла лодыжку, и я сумел догнать ее и на руках понес обратно в машину. О Боже, если ты действительно не так жесток, как я думал, и послал снег, чтобы у меня появился предлог взять Софи на руки, тогда я прощаю тебе все.