Эротические истории пенджабских вдов
Шрифт:
— Надо думать. Ты бы тоже пригласила первоклассных ремонтников, если бы счета оплачивал кое-кто другой, — хмыкнула Шина.
— Кто?
— Община, — сказала Шина, махнув рукой в сторону окна. За стеклами виднелся исполинский купол храма. На автостоянке было полно людей, в наступившей паузе их болтовня стала слышнее. — Все, у кого есть деньги, платят этой негодяйке, чтобы она держала язык за зубами.
— Она их шантажирует?
— Сама Тарампал так не считает. Она им якобы «помогает». Тем же самым занимался и ее муженек.
— Тарампал
Шина помотала головой.
— Навряд ли. Ее единственная цель — богачи.
Никки вспомнила, как когда-то Арвиндер показывала ладони и говорила, что Тарампал ими не заинтересуется. Теперь она поняла, что имела в виду пожилая женщина. Ее руки пусты; у вдовы нечего взять.
— Она понимает, что здесь ей поживиться нечем, — задумчиво произнесла Никки. — Откуда ты все это знаешь, Шина?
— На прошлый день рождения я решила побаловать себя маникюром в «Чандани». И девушка-мастер рассказала мне об этом. Она сообщила, что главные жертвы Тарампал — постоянные клиентки салона, те богачки, которых мы с тобой недавно видели в лангаре. После мужа Тарампал остался список членов общины, которые советовались с ним насчет своих прегрешений. Он вел записи, где указывал, что рассказывали ему люди и какие молитвы он им прописывал. Тарампал пользуется этими записями в своих целях. Сохранение достойной репутации в землячестве дорого обходится семьям, особенно тем, кто может себе это позволить. Например, родители Сандипа Сингха — того парня, который заезжал за ней в белой машине, после того как она выскочила тогда из класса. Он гей. Его мать обращалась к мужу Тарампал, чтобы как-то исправить парня. Сандип частенько подвозит Тарампал, чтобы расплатиться с долгом.
— И сколько же ей должны платить? — спросила Никки.
— Сколько она потребует. Конечно, Тарампал не вымогает в открытую. Она говорит своим жертвам, что продолжает дело мужа и якобы запрашивает в Индии особые молитвы, чтобы вновь наставить людей на путь истинный. Утверждает, что деньги идут на оплату междугородних звонков и командировочных расходов ее молитвенных агентов. Все это делается с сочувственным выражением лица и улыбочками, но людям-то ясно, что она руководит процветающим предприятием, наживаясь на стыде и тайнах.
— Ого, — выдохнула Никки. Ей вспомнилось, какое жесткое выражение лица было у Тарампал, когда она рассуждала о чести и позоре. Неудивительно, что эта женщина воспринимает подобные отвлеченные понятия так серьезно, ведь они — ее источник средств к существованию. — Трудно представить себе Тарампал в роли руководителя предприятия, — заметила девушка.
— Ей палец в рот не клади. Она искренне верит, что поступает совершенно правильно, предлагая окружающим услуги по восстановлению их доброго имени. Те, кто ей платит, в итоге тоже начинают в это верить, иначе не расставались бы со своими деньгами.
Рассуждая о самоубийстве Майи, Тарампал, которая беспокоилась в основном о репутации Джагги, показалась Никки довольно черствой женщиной. Девушка
— Довольно изобретательно, — признала она. Шина прищурилась и хотела что-то сказать. — Но я этого не одобряю. И больше не буду приглашать ее на наши занятия, — поспешно добавила Никки.
— Хорошо, — ответила Шина с заметным облегчением. — Я не хочу, чтобы она совала нос в мои дела.
— Вполне справедливо. Единственный, кому позволено совать нос в твои дела, — это Рахул, — усмехнулась Никки.
— Никки!
— Прости, не удержалась.
— Между мной и Рахулом ничего нет.
— До сих пор? — воскликнула Никки. — Я тебя умоляю!
Шина приняла невинный вид, похлопала ресницами и, понизив голос, сообщила:
— Мы вместе обедали в прошедшие выходные.
— И?..
— Было очень мило. Он пригласил меня в ресторан в Ричмонде, с видом на Темзу. Мы пили вино. После обеда гуляли вдоль реки. Когда поднялся ветер, Рахул накинул мне на плечи свою куртку.
— Какая прелесть! — улыбнулась Никки. Глаза Шины, к которой пришла новая любовь, взволнованно сверкали. — Вы собираетесь встречаться и дальше?
— Может быть. Если сможем видеться за пределами Саутолла, то да. В Ричмонде я не заметила ни одного пенджабца. Сначала боялась, что меня увидят, — это не так уж далеко от Саутолла, а в соседнем Твикенхеме у моих свекров куча родственников. Но я забыла обо всем этом. Когда отлично проводишь время, как-то не замечаешь, наблюдает ли за тобой кто-нибудь. Да и не волнуешься об этом.
— А Тарампал может попытаться шантажировать Рахула, если узнает? — спросила Никки. Ее собеседница снова помрачнела.
— Ему нечего ей предложить, — ответила она. — Она больше интересуется богачами, помнишь?
Никки покачала головой.
— Мне стало жаль ее из-за того, что она оказалась в эпицентре этой ужасной трагедии.
Шина внимательно посмотрела на Никки.
— Она что, говорила с тобой о Майе?
— Да… — начала было Никки, но затем вспомнила, какие разоблачения только что услышала от Шины. Ей стало не по себе. Девушка вновь ощутила себя чужой. Каждый вопрос, который она задавала, рождал сотни других, которые оставались без ответа.
— Я знаю только то, что услышала от нее, — проговорила наконец Никки.
— Уверена, она всучила тебе отличную историю, — воскликнула Шина, схватила сумочку и так стремительно ринулась к двери, что Никки не успела попросить ее задержаться.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О том, что Кулвиндер вернулась в Лондон, ей недвусмысленно намекнули суставы. Не успел пилот объявить посадку, а она уже ощутила, как в тело просачивается ревматизм. В Индии она запросто взбиралась по лестницам и прокладывала себе путь в толпе. О прибытии Кулвиндер на родину предков возвестил стук ее сандалий. Теперь, в Хитроу, на ней были кроссовки и старенький шальвар-камиз; мрачная дежурная сотрудница сопроводила ее до самой очереди на таможенный контроль.