Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
Половина десятого. Еще полчаса, как Ирина может позвонить и сказать: ну вот, ничего и не сталося… Напрасно нервы себе трепали…
Но она уже не позвонит. Виктор начал чувствовать это. Она уже и не думает о телефоне. Может быть, кто-то не верит, что чувства близкого человека можно ощущать на расстоянии. Так это те, для кого настоящей близости просто не существует. Они и рядом людей почти не чувствуют, только себя. Им для этого непременно нужно видеть и слышать друг друга. Таких, кстати, большинство. Видимо, это как-то оправдано природой. Но Виктор из другой категории. Плохо это или хорошо, а наиболее острые переживания самых близких ему
Поэтому он ничуть не сомневался в том, что вот сейчас, в этот самый момент она переживает внутри себя все усиливающееся желание чужого тела… И снова запылал огонь в его груди. Ревность. Конечно, именно такая она, ревность. Страх потери своей неприкасаемой собственности. Распирающий душу. Дерущий изнутри. Оттягивающий подъязычную кость до самого позвоночника… И понять невозможно, чего именно он страшится… Ведь он ее на самом деле не теряет… Она от него никуда не денется…
Звонок в дверь и, без паузы, поворот ключа в замке. Это Елена Андреевна.
– Задержалась, - сказала она, войдя в большую комнату, где он стоял, обратившись к окну, чтобы она не увидела его лица.
Он не ответил и не обернулся. Надо бы, но не смог. Она видимо почувствовала это и тут же вышла. Через пару минут послышался шум воды в ванной. Забралась под душ.
Хорошо, что она уже пришла. В ее присутствии почему-то всегда все упрощается. Хорошо, что он не ушел ночевать на работу. Замучил бы себя…
– Спасибо за кран, - сказала Елена Андреевна, выйдя из ванной с полотенцем на голове.
Он был уже на кухне.
– У Вас сигарет случайно нет?
– Есть, - ответила она без удивления.
– Сейчас.
Она ушла в свою комнату и он услышал скрип замочка ее секретера. Удивился, - зачем там сигареты держать? Послышался щелчок захлопывания и через несколько секунд она положила на стол нераспечатанную пачку "Марльборо" и красивую, тяжелую зажигалку.
– На балкон иди. Я пока тут постряпаю.
Балкон тут же, от кухни. Маленький, как и в большинстве сталинских домов, не сравнить с их почти лоджией… Зажигалка оказалось совсем еще не пользованной и, видимо, очень дорогой, язычок пламени имел очень своеобразную форму и какой-то особенный, завораживающий цвет; Виктор уставился в него глазами и вдруг четко как бы ощутил в собственном теле сиюминутное биение Иринкиного сердца и понял, что она сейчас находится под этим парнем у них на балконе, том, что из их спальни, застекленном… и увидел ее глазами пятно на потолке, то самое, плохо закрашенное… потому что она лежала сейчас на матраце лицом вверх…
С ним нередко так бывает, что он как бы ее глазами видит то, что она на самом деле видит в тот же момент, находясь на отдалении от него.
Он несколько раз тряхнул головой. Видение не исчезло. Да, она лежит. И ей очень сейчас приятно. Жутко приятно, потому что сердце ее колотится, как…
Дрожащей рукой зажег сигарету. Затянулся. Закашлялся. Он не был курящим.
– Э, да ты сегодня совсем как ухажер, - послышалось из кухни.
– А сам почему не поел?
Он не ответил.
– Ну и хорошо. Поедим вместе. Будешь?
– Да вообще-то не хочется…
– Совсем немного. За компанию.
– Хорошо.
Она умела есть красиво. И у нее этому научилась Ирина. И дети тоже. И он, воспитанный деревней. Она была из тех людей, которым хочется подражать.
– Подожди.
Она вышла и тут же вернулась с бутылкой дорогой немировской.
– Глотни. Только совсем немножко.
Поставила перед ним рюмку.
– Давай, давай. Не бойся, я за тобой присмотрю.
Она явно уже почувствовала, что с ним что-то неладно. Но она никогда не лезет в душу. Это же Елена Андреевна.
Такую водку можно не закусывать. Он опрокинул в пищевод полную рюмку одним махом. И ему почудилось, будто сразу вслед за глотком зашипели где-то за грудиной горячие угольки. Приятно ударило в голову.
– Ира звонила?
– Да, - поспешно соврал он, заметив особенность интонации и ее периферический взгляд, - у нее все в порядке.
Теперь он почувствовал, что она тоже была внутренне напряжена, а после его слов вдруг расслабилась, успокоилась, пришла в свое обычное состояние.
И он тоже вдруг успокоился. Вдруг подумал, что даже если Елена Андреевна и узнает правду, ничего плохого не произойдет. Им бояться нечего. Пусть узнает. Не от него, конечно. От него она ничего не услышит. Но Ирка потом вполне может проболтаться… Хотя еще неизвестно, какой след на самом деле оставит у нее эта ночь… Нет, в любом случае проболтается. Это же Ирка. Она все еще как дитя.
Вот, опять непроизвольно задрожала рука, от пальцев до самого плеча. Что это они там такое делают? И Елена Андреевна заметила. Хорошо, что никак не отреагировала, а то пришлось бы плести какую-нибудь чепуху. Стала рассказывать о своей работе.
Она молодец. Постепенно развязала язык и ему, он тоже заговорил о работе, всякое-разное, что ей действительно могло быть интересно.
И они проговорили так около полутора часов и только пару раз за это время у него повторилось это странное, никогда раньше не испытываемое дрожание правой руки. Он знал, с чем оно связано, но не понимал, что оно означает.
Потом ему захотелось еще одну рюмку, кажется, уже четвертую или пятую по счету, но она почему-то возразила:
– Не надо Витя. Потом. Завтра. Или послезавтра. Заберешь бутылку, хоть всю сразу выпьешь. А сегодня больше не нужно.
– Я же почти не пил.
– Все равно. Не надо.
– Хорошо.
Принялся убирать со стола и она позволила ему это, не вмешиваясь. Потом ушла к себе.
Убрав на кухне, он пошел в другую комнату, по пути проговорив в ее полураскрытую дверь:
– Я тоже спать… Спокойной ночи.
Елена Андреевна не ответила, но тут же появилась в дверях вслед за ним. Сказала:
– Знаешь Витя, мне кажется, тебе лучше не оставаться одному. Давай посидим вместе. Завтра выходной, отоспимся. Не заснешь ты сейчас…
Он промолчал. Что тут скажешь? Она всегда все чувствует, - приблизительно по сути, но всегда точно по тому, как и чем может помочь… И почти никогда в этом не ошибается…
– Я бы мог исправить у Вас замок. Давно обещал…
– Да. Он скоро совсем вывалится. Но там стучать, наверное, придется. А сейчас уже ночь. Начало первого.