Эроусмит
Шрифт:
— Вот как? Гм! Большая ошибка со стороны врача не примкнуть к какой-нибудь солидной секте, верит ли он в эту материю, или нет. Пастор, скажу я вам, или проповедник может направить к вам очень много больных.
— Еще бы! Да, а тот человек говорил мне, что Эроусмит вечно спорит с проповедниками… он будто уверял одного преподобного, что все должны читать этого иммунолога Макса Готлиба, да еще Жака Леба — знаете? того молодчика, который… не припомню точно, в чем там дело, но он утверждал, будто может создать химическим путем живую рыбу.
— Да-да. Видите! Каким, однако, обольщениям предаются эти лабораторные ученые, когда у них
— Конечно. Гм! Да, очень жаль, что Эроусмит пьет, ведет беспутную жизнь, пренебрегает семьей и пациентами. Нетрудно угадать, какой его ждет конец. Позор! Однако стемнело, — вы не скажете, который час?
Берт Тозер хныкал:
— Март, чем ты задел доктора Кофлина из Леополиса? Я слышал от одного человека, что Кофлин ходит повсюду и говорит о тебе, будто ты пьяница и все такое.
— Да? Тут люди следят друг за другом в оба, не правда ли?
— Будьте уверены! Потому я и говорю тебе всегда, что ты должен отстать от покера и виски. Ты когда-нибудь видал, чтоб у меня вдруг явилась потребность выпить?
Отчаянней прежнего чувствовал Мартин, что весь округ не сводит с него глаз. Он не был жаден до похвал; не воображал, что ему подобает занимать более высокое место; но как ни боролся он с собою, он мысленно видел себя отдельно от Уитсильвании и тихо плетущихся лет деревенской практики.
Вдруг, непредвиденным образом, когда в восторге перед Сонделиусом и войной за здоровье Мартин забыл свою лабораторную гордость, случай втянул его снова в исследовательскую работу.
В округе Кринсен появился среди скота симптоматический карбункул, или, как называют эту болезнь в Америке, — «черная нога». Пригласили ветеринара из главного города штата, впрыскивали вакцину Досон Ханзикера, но эпидемия распространялась. Мартин слышал жалобы фермеров. Отметил, что у животных после прививки не появлялось воспаления, не поднималась температура. И он заподозрил, что вакцина Ханзикера содержит слишком мало живых микробов, и ринулся, как борзая, по следу своей гипотезы.
Он раздобыл (прибегнув к подлогу) некоторый запас вакцины и стал ее испытывать в душном чулане, заменявшем ему лабораторию. Пришлось изобрести собственный способ посева анаэробных культур, но он недаром учился у Готлиба, который любил говорить: «Если человек не умеет, когда нужно, сделать фильтр из зубочистки, то пусть он лучше вместе с прекрасным оборудованием покупает и результат своих опытов». Из большой банки для варенья и запаянной трубки Мартин соорудил свой аппарат.
Когда в полной мере подтвердилось, что вакцина не содержит живых возбудителей, он обрадовался неизмеримо больше, чем если бы убедился, что честный мистер Досон Ханзикер производит доброкачественную вакцину.
Без разрешения и уж конечно без поощрения с чьей бы то ни было стороны Мартин выделил возбудителей симптоматического карбункула из крови, взятой у больного животного, и сам приготовил ослабленную вакцину. Это отняло много времени. Он не забросил практики, но, конечно, перестал появляться в заведениях, где шла игра в покер. Вечером они с Леорой съедали вместо обеда по бутерброду и спешили
После трех попыток с двумя глупейшими провалами он получил вакцину, которая его удовлетворила, и сделал прививку пораженному болезнью стаду. Эпидемия прекратилась, чем и ограничилась награда Мартина, а записи свои и запас вакцины он передал ветеринару штата. Но для других дело этим не ограничилось. Кринсенские ветеринары поносили Мартина за узурпацию их права спасать или убивать скот; врачи поговаривали:
— Дурацкая выходка! Разве можно так унижать свое профессиональное достоинство! Ваш Эроусмит сущий нигилист, который вдобавок гонится за известностью, вот он что такое! Попомните мои слова: вместо того чтоб сохранить приличную, регулярную практику, он, вот увидите, откроет скоро шарлатанский санаторий.
А Мартин отводил душу перед Леорой:
— К черту достоинство! Моя бы воля, я занялся бы изысканиями — о, не холодной, отвлеченной материей, как Готлиб, но подлинно практической работой, — а потом я нашел бы кого-нибудь вроде Сонделиуса, чтобы тот взял мои открытия и вбивал бы их людям в головы, и я бы сделал всех здоровыми, со всем их скотом и зверьем, вплоть до кошек, — угодно им это или нет, — вот что я стал бы делать!
В таком настроении он прочитал в миннеаполисской газете, между занявшей полстолбца заметкой о женитьбе чемпиона среднелегкого веса и тремя строками, посвященными линчеванию агитатора ИРМ, следующее извещение:
«В пятницу вечером, в помещении летних курсов при университете, Густав Сонделиус, крупный специалист по предупреждению холеры, прочтет лекцию „Борцы за здоровье“.
Мартин, захлебываясь, прибежал домой:
— Ли! Сонделиус читает лекцию в Миннеаполисе. Едем! Собирайся! Мы его послушаем, а там кутнем и все такое!
— Нет, поезжай один. Тебе полезно немножко отдохнуть от города, от родственников и от меня. Я поеду с тобой куда-нибудь осенью. В самом деле. Если меня с тобой не будет, тебе, может быть, удастся поговорить с доктором Сонделиусом.
— Куда там! Тамошние видные врачи и чиновники здравоохранения столпятся вокруг него в десять рядов. Но все-таки я поеду.
Степь горела зноем, в ленивом ветре шуршала пшеница, бесплацкартный вагон заносило угольной пылью. Несколько часов медленной езды истомили Мартина. Он дремал, курил, думал. «Надо забыть медицину и все остальное, — убеждал он самого себя. — Пойду поговорю с кем-нибудь в курилке, назовусь коммивояжером от обувной фирмы».
Он так и сделал. К несчастью, собеседник его оказался подлинным коммивояжером по обуви, очень любопытствовавшим узнать, какую фирму представляет Мартин, и тот вернулся в свой вагон с обостренным чувством обиды. Приехав часам к четырем в Миннеаполис, он поспешил в университет и запасся билетом на лекцию Сонделиуса, не подыскав еще даже номера в гостинице, но успев уже выпить кружку пива, о которой мечтал все сто миль дороги.