Эрсус. Зегарн
Шрифт:
А после из автомобиля вышел он. Мужчина лет тридцати. Высокий, статный, светловолосый. Приятный аристократическая вид, а также безукоризненная внешность и щеголеватый стиль.
Волков даже не заметил, что он остался один и только один.
— Костя, распорядись, чтобы нам подали обед, мы немного припозднились с Алисой, — с весельем в голосе начал он, а после перевел взгляд серых глаз на меня и презрительно скривил лицо. — А это еще что за урод? — фыркнул хмуро он, отворачиваясь к автомобилю.
Но его тираду, как и весь вопрос, я пропустил мимо ушей, ведь следом за ним машину покинула Алиса.
Бледное лицо, взгляд опущен вниз, подавленный и тревожный вид, словно она в любой момент может оказаться без чувств и… безжизненный взгляд, который просто смотрит сквозь человека, абсолютно не замечая, кто или что перед ней стоит. В девушки не было той жизнерадостной и сияющей улыбки, что я видел ранее. Она была лишь тенью прежней себя.
— Я к сыну… — бросила Алиса, не обращая ни на кого внимания, намереваясь как можно быстрее покинуть компанию Волкова.
— Нет, твой мелкий выкидыш подождет, — хватая девушку за талию, усмехнулся он, быстро отвлекаясь от созерцания моего вида. — Для начала мы пообедаем, а после хорошенько повеселимся в нашей спальне! — похотливо добавил он, делая попытку поцеловать её.
— Не смей так обращаться к нему! Он мой сын! — отозвалась резко она, пытаясь вывернуться из рук Волкова.
— Конечно он твой сын, а еще он сын какой-то твари, посмевшей тебя обрюхатить. Хорошо, что он сдох раньше того, как я до него добрался, — едко выдал он.
— Заткнись! Он был в миллиард раз лучше тебя! Я ненавижу тебя! Ты отнял у меня всё! Моё целомудрие! Мою жизнь! Мою семью и мой дом! — вспыхнула Алиса с отвращением. — Когда-нибудь ты умрешь в адских мучениях! Ты тварь и чудовище!
Но в ответ Волков лишь нагло и ехидно улыбнулся, а после вновь полез к девушке за поцелуем.
Один миг, который перевернул всё. Гнев и злоба ушли, вкупе оставив лишь холодную и размеренную ярость.
— Если не хочешь сдохнуть прямо здесь и сейчас, то тебе лучше отпустить её и не делать того, что ты задумал… — замогильным тоном произнес я, привлекая к себе всеобщее внимание, но взгляд мой был прикован, лишь к одному человеку. Далее я сделал несколько шагов к Волкову и мгновенно задрожавшей Алисе, которая после прозвучавшей фразы выпустила сумочку из рук и хотела провалиться сквозь землю, от всего того, что я увидел. — Убить тебя настолько просто, что не хочу делать это прямо сейчас, — еще пара шагов. — Я в такой неописуемой ярости, что не могу придумать для тебя достойной смерти, — очередные шаги. — Но я найду её, я даю тебе своё слово, что ты будешь умолять меня, тебя прикончить! Подыхать ты будешь очень долго и очень мучительно! Но клянусь тебе, ты умрешь последним из своего клана! Даже на том свете, я знаю ту, кто не даст тебе спокойно уйти на перерождение! — еще пара шагов, которые привели меня прямо к Волкову и Алисе, которая до последнего не желала поднимать на меня взгляд, девушка уже всю трясло от нахлынувших чувств, та дрожала, словно осиновый лист на ветру.
— Какие громкие слова, — расхохотался Артём. — Видимо, ты не знаешь, кто я такой?! Я Волков! Эта шлюха моя и она останется моей до конца своих дней! И трахать я её буду столько, сколько захочу!!! Я здесь хозяин! Я и только я! Остальные не более чем рабы! А она не более чем моя потаскуха! — рявкнул он мне в лицо, и обратился к охране: — А вы чего встали?! Грохните его, быстро! Его бахвальство меня утомило! Прикончите этого выродка, а я вновь займусь укрощением, этой суки, похоже, она забыла кт…
— Они тебе не помогут, — тихо сказал я, перебив разошедшегося парня. — Ведь они уже мертвы! — после моих слов на тротуар повалились задушенные энергией тела, охрана в машинах умерла за пару секунд до этого. — Скоро это случится и с тобой…
Далее до меня донесся душераздирающий крик, левая рука у парня полностью воспламенилась, и за секунду опала кучкой пепла на брусчатку и он с ужасом уставился на меня. В следующий миг моя трясущаяся от ярости рука легла на его горло, и он тотчас захрипел, прекратив визжать, и через пару секунд вовсе потерял сознание, тем самым выпустив из объятий еле стоящую на ногах Алису.
— Константин Дмитриевич, заприте этот мусор где-нибудь, позже им займусь, — произнес я, бросая тело в сторону Ларионова. Тот до сих пор не мог поверить в увиденное, но быстро схватив Волкова за шкирку, поволок его куда-то в сторону.
Не было ни слёз, ни многословных реплик, ни признаний в вечной любви. Были лишь мужчина и женщина, отец и мать.
— Здравствуй, Алиса… — хрипло выдал я, мгновенно заключая девушку в свои объятия, от которых та задрожала еще сильнее, словно раненая лань, а после вцепилась в меня, как утопающая в единственный плот посреди моря. — Прости меня, милая. Я опоздал, я не сдержал данное тебе слово…
— Я знала… я чувствовала, ты не мог так просто нас оставить… твоя бабушка, всегда говорила, что ты жив, и я лишь верила в это… — еле слышно зашептала она, а через миг не сдержалась и всё-таки заплакала.
— Не надо, не плачь. Всё кончилось. Теперь все будет хорошо, — шепотом проговорил я ей на ухо, от чего она вновь вздрогнула, но не от испуга, а от всепоглощающей нежности, что я пытался излучать. — Ведь ты подарила мне замечательного сына. Теперь точно всё будет замечательно. Иначе быть не может…
— Ты уже…
На её замечание я лишь кивнул, с нежностью поцеловал ту лоб и ловко подхватил девушку на руки и зашагал в сторону дома, лишь тогда она всё-таки подняла на меня робкий, заплаканный и виноватый взгляд и бледной рукой коснулась моего лица.
— Тебе тоже пришлось не сладко и гораздо сложнее, чем мне, верно? — вновь прошептала она. — Расскажешь, что с тобой произошло?
— Это ерунда, разумеется, расскажу, — улыбнулся я ей. — Стоп! Или теперь я не так хорош для тебя?
— Не мели чепухи! — хлопнула она меня в шутку по груди. — Четыре года назад ты уже был лучше всех, а сейчас стал просто неотразим, — и Алиса впервые за всё время показала след слабой улыбки на лице. Глаза наполнились знакомым сияющим голубым светом и в очередной раз, коснувшись моего лица, та подалась вперед и прижалась своими губами к моим.
И в этом поцелуе была вся невысказанная горечь, страдание и мучение девушки, а также вся сохраненная для меня любовь и нежность за все четыре года моего отсутствия рядом с ней.