Еще един год в Провансе
Шрифт:
Беседа с этой дамой побудила меня поинтересоваться впечатлениями от Прованса и других участников презентации. Обнаружился существенный диссонанс мнений. Японки качали головами, восхищаясь просторами незастроенной и необработанной земли, размерами частных домов, отсутствием толп и шума, небоскребов. Пищу они нашли «интересной», вино крепким, но самое сильное впечатление оставило пространство — по контрасту со скученностью токийского мегаполиса.
Американок просторами не удивишь, им сельская глубинка Верхнего Прованса даже показалась знакомой. Совсем как Напа-Велли без машин, решила одна из заокеанских дам. На нее произвела впечатление «красота увядания» сельских построек. «Они такие старые!»
Британки, сохранившие впечатление от типичного для родины раннего лета с моросью, перерастающей в дождь и ливень, радовались солнцу и теплу, возможности поужинать под открытым небом. Одна из женщин, оценив мою физиономию профессиональным взглядом и стараясь подавить неодобрительную гримасу, сообщила мне, что избыток солнца старит кожу. В целом же природа и погода Прованса получили оценку положительную. Особо отметили они, что люди здесь очень милы, «не то что парижские зазнайки». Бедные парижане, подумал я, все к ним придираются.
Отличный день завершился отличным вечером. Пожалуй, ни одна новая школа не открывалась при таком стечении прессы, причем никто из приехавших ни к чему не придирался, никто не брюзжал. Все мы от души желали успеха интересному начинанию.
Частично интересуясь судьбой школы запахов и для продолжения образования собственного носа, я с женой отправился к Люсьену Ферреро через несколько месяцев, на этот раз в его офис под Грассом. В Грассе я никогда до этого не бывал, но, разумеется, слышал, что это центр парфюмерной промышленности Франции с начала XIX века. Я представлял себе неспешно передвигающихся по улицам города пожилых крестьян в соломенных шляпах, толкающих перед собой тачки с лепестками роз; шаткие перегонные сарайчики под жестяной крышей — уменьшенные копии того, что мы видели в Роше-д'Онгль, — и народ, нюхающий мимозу или «Шанель № 5». Фантазии поблекли, когда мы застряли в пробке на въезде в город, и совершенно развеялись, когда мы в Грасс въехали. Мы оказались в многолюдном деловом городишке.
В парфюмерный бизнес город вломился не без благосклонности фортуны; помогли также овцы, быки и Екатерина Медичи. В Средние века Грасс славился кожевенными изделиями, здесь обрабатывали овечьи шкуры со всего Прованса и коровьи из Италии. Процесс этот требует применения ароматических трав (если вам случалось проходить мимо кожевенной мастерской, вы поймете почему). А затем мода помогла городу переориентироваться в новом направлении.
Итальянский Ренессанс размножил модников, желавших щеголять надушенными перчатками. Екатерина Медичи, слывшая законодательницей мод, заказывала перчатки в Грассе, кожевники которого без труда сообразили, как подать товар и самим в грязь лицом не ударить. Из скромных ремесленников, обрабатывавших вонючие шкуры, они превратились в искусных gantiers parfumeurs — перчаточников-парфюмеров.
Так и продолжалось до самой Революции, частично уничтожившей, а большей частью изгнавшей из страны главных потребителей душистых перчаток. Король, его герцоги и графы, их личные повара и лакеи отправились на алтарь Республики. Некому стало носить фривольные, в высшей степени недемократичные парфюмированные перчатки. Ремесленники Грасса, однако, не растерялись. Они обнаружили, что гибкость, универсальность их самоназвания позволяет сократить его на одно слово, и стали просто parfumeurs. Духи пережили Революцию. Слуги народа не желали пахнуть народом.
В наши дни некоторые из компаний Грасса сочиняют свои парфюмерные композиции сами, но многие пользуются услугами независимых «носов». Дело мсье Ферреро, такого независимого «носа», поставлено на широкую ногу. Занимает он современное здание, выглядящее снаружи и изнутри так, как будто кто-то только что прошелся по нему с пуховкой, удаляя случайные пылинки. Воздух в офисе слегка ароматный, пахнущий каким-то «eau de bureau», смесью запахов парфюмированных вод всех обитателей конторы. Единственный звук, воспринятый нашим слухом, — наши собственные шаги по мраморным плитам пола. Мы проследовали за Ферреро в его лабораторию со множеством бутылочек и компьютеров.
— Создание аромата начинается либо с письма клиента, либо с собственной идеи, — сказал он нам. — В обоих случаях я начинаю с tableau olfactif, с обонятельного образа в голове.
Он развивал мысль, опираясь на аналогии из живописи, в роли холста у него выступал нос, а место красок заняли запахи.
— Сколько существует различимых оттенков розового или голубого? Сотни. Сколько оттенков цитрусовых, вербены, жасмина? Тысячи.
Похоже, что именно тысячи всяческих оттенков мы увидели… то есть перенюхали этим утром. Мне казалось, что нос мой стал размером с тыкву и перевешивает голову, которая шла кругом. Но явным лидером по запоминаемости впечатления стал не тонкий травный аромат, а запах… точнее, вонь, чтобы избежать ее, не грех и на другую сторону улицы перейти, вонь, вышибающая слезы из глаз.
Ферреро обмакнул пробную бумажку в сосуд, махнул ею у меня под носом и склонил голову.
— Это наше достижение. Узнаете?
Гнусь страшная. Едкая вонь, сильная, выворачивающая ноздри и душу. Как бы ни был я туп в смысле обоняния, не узнать ее я не мог. И все же с ответом помедлил. Как-то не укладывалось в голове, что могу в этом храме благовоний встретить такую мерзость. Нет-нет, мне что-то почудилось, подумал я.
— Ну как?
— М-м-м… Знакомый запах.
— Еще желаете?
— Нет-нет! — Я еще и от первого-то раза не опомнился. — В высшей степени странно…
Он назидательно поднял указательный палец.
— Pipidechat. Полностью синтезирована искусственно, из химикалий. Интересно, n’est-ce-pas? Не отличить от настоящей.
Я бы не стал применять слово «интересно» для описания кошачьей мочи и не понимал, почему эта моча затесалась в tableau olfactif мсье Ферреро. Но ведь хорошо известно, что все художники не без странностей. Тем же утром я узнал, что рвотные массы китов и вонь сексуально возбужденного козла — желанные ингредиенты в иных парфюмерных букетах. В умеренных дозах, разумеется. Вопрос в том, как разные ингредиенты взаимодействуют друг с другом. На этой аппетитной ноте мы прервались на ланч.
Мсье Ферреро — прекрасный собеседник, интересный рассказчик. Даже официанты прислушивались к тому, что он говорил, стремясь приобщиться к парфюмерной премудрости. Когда я задал очевидный вопрос, почему крохотная бутылочка, наполненная на девяносто девять процентов водой, стоит больше, чем бутылка «Шато Латур», он покачал головой.
— Это несложно объяснить. Люди думают, что цена высока из-за дорогой упаковки. Отчасти это так. Но подумайте об ингредиентах. — Я подумал, и, стыдно признаться, на ум пришли pipi de chat и половая вонь козла, а не эфирное масло роз. — Эссенция ириса, к примеру, стоит сто десять тысяч франков за килограмм. А лепестки! Для производства килограмма эссенции требуется от девяноста до ста тысяч лепестков.