Еще един год в Провансе
Шрифт:
Я спросил Жан-Люка, как у него получается обнаруживать то, что другим недоступно.
— С'est le regard du jardini`ere [109] , — ответил он. — Взгляд садовника, не просто видящего землю перед собой, но изучающего ее.
Я понимаю, что все не сталь просто, но он настаивает. Для него археология — просто хобби, не более.
Дело его жизни — овощи. Воскресное утро он обычно проводит на рынке в Апте, продает свою продукцию, выращенную исключительно `a la facon biologique [110] , то есть без сомнительных благодеяний современной химии. Он не применяет ни пестицидов, ни гербицидов, ни сложных коктейлей для ускорения роста и созревания. Никаких ухищрений против матушки-природы. Когда я рассказал ему, что видел в Калифорнии лавку — кажется, она называлась «Овощной бутик», — в которой продавались кубические помидоры, чтобы сэкономить место в холодильнике, он ничего не ответил. Выражение лица говорило за него.
109
Взгляд садовника (фр.).
110
Биологически чистый способ (фр.).
Жан-Люк всегда выращивал свои овощи экологически чистым способом, еще до того, как естественность вошла в моду. Воодушевленные разглагольствования о возвращении в лоно природы его раздражают. Он говорит, что серьезные огородники никогда землю не покидали. Однако оживление интереса к органическому огородничеству сделало его кем-то вроде овощного гуру. Жан-Люк автор небольшой элегантной книжки о луке и чесноке — это первая книга, в которой я нашел советы по отпугиванию летучих мышей-вампиров. Только что он завершил написание второй книги, о томатах. Теперь он стал экспертом-практиком, он создает potagers для обращающихся к нему за помощью, учит, как лучше выращивать овощи. Если вы его как следует попросите, он даже согласится прийти их попробовать вместе с вами.
Наиболее известный из его клиентов — Ален Дюкасс, в настоящее время самый знаменитый шеф-повар Франции, отмеченный шестью мишленовскими звездами. У Дюкасса ресторан в Париже (три звезды), второй в Монте-Карло (три звезды) и недавно открылся третий, в Верхнем Провансе, в Мустье-Сект-Мари. Здесь, в Мустье, Жан-Люк создал огород, достойный короля гастрономии, не тривиальный бобово-горохово-луковый закуток, а современный дом для древних, почти забытых растений.
А собирает Жан-Люк этих почтенных представителей растительного мира по всей стране. Иной раз он обнаруживал их одичавшими, на лугах и в лесах, полузадушенными сорной травой в заброшенных огородах. Жан-Люк поддерживает контакты с ветеранами, годящимися ему в отцы и деды, и те передают ему семена растений, полученных от своих предков. Он роется в литературе, изучает классику, проштудировал книгу Вильморена «Огородные растения», увидевшую свет в 1890 году. Вильморен описывает растения, которые употребляли в пищу наши предки. Таким образом, Жан-Люк обнаружил дальнего родственника пастернака, целый ряд ароматических трав и еще одну диковину, которую, как мне кажется, ожидает блестящая будущность.
С первого взгляда видишь перед собой обычный помидор — только почему-то черный. По гладкости кожицы, по плотности — помидор. Приглядевшись, понимаешь, что он не черный, а скорее темно-лиловый, похож по цвету на баклажан. Вкус нежный, однако чуть порезче, чем у обычного красного томата, но облик совершенно эффектный. Предвижу его популярность у шефов, склонных украшать обширные белые тарелки живописным многоцветием салатов. Если повезет, черный томат, чего доброго, затмит кубический.
Когда мы в последний раз виделись с Жан-Люком, он работал над экспонатом для огородного фестиваля в Шомоне. Спроектированный им образцовый огород я увидел выполненным в масштабе на листе фанеры. У мастера-огородника получилось своего рода наглядное пособие для огородного лицея.
На четырех квадратных участках разместились полтораста видов растений: листовые, луковичные, плодовые овощи, корнеплоды. Каждый из четырех квадратов отграничен низкой живой изгородью из самшита. Гравиевые дорожки, разделяющие квадраты, пересекаясь, образовали крест. В центре, на пересечении дорожек, Жан-Люк разместил мемориал, патетический аккорд: скелет погибшей в холода 1956 года оливы. В дальнем конце огорода облагороженная садовая glorieite [111] с остроконечной крышей.
111
Беседка (фр.).
Модель демонстрировала все элементы огорода. Мелкие клочки тонкой бумаги разных цветов представляли растения, гравий дорожек на модели изображал крупный песок, из которого торчала веточка, символ погибшей оливы. Образцовый пример французского садово-паркового стиля, все аккуратно, чисто, симметрично. Выпусти француза на природу, и он сразу начнет присматриваться, как ее организовать, привести к общему знаменателю. Затем станет выбирать, что бы в ней вкусненького съесть. Огород удовлетворяет оба стремления — к красоте и к гастрономическим радостям.
Мне огород на модели понравился, и я спросил Жан-Люка, не смог бы он спроектировать скромный огородик для нас с женой, небольшой участок, на котором мы смогли бы выращивать черные томаты да репу.
Он пообещал заняться этим, вернувшись из Нью-Йорка. Он с женой собирался туда на неделю, в первый раз в Америку. Что от нее ожидать, от Америки? Я купил для него карту Манхэттена и, пока он ее разглядывал, размышлял, что бы посоветовать.
Но куда послать профессионала-огородника в Нью-Йорке? Сразу в голову приходит Центральный парк. Размер его — почти вдвое больше княжества Монако, — разумеется, произвел бы на Жан-Люка впечатление, но мне казалось, что ему вряд ли понравится произвольное переплетение извилистых дорожек, полное отсутствие прямых, недисциплинированные деревья — во всем полный беспорядок. Кроме того, парк опасен для здоровья своими смертельными сосисками в тесте и хулиганами на роликовых коньках.
Я подумал, что ему понравится зеленое оформление Парк-авеню с весенним цветением на газонах и ниспадающие над улицей висячие сады пентхаусов на крышах.
Овощи там все крупнее, вида более парадного, куда как многочисленнее, чем в Европе. Предложение не зависит от сезона. А представляют их публике торговцы-корейцы, монополизировавшие овощную торговлю на Манхэттене. Обмен опытом с ними, несомненно, затруднит языковый барьер. Я представил себе, как кореец и провансалец попытаются обсудить характеристики кабачков.
В конце концов я придумал, что ему посоветовать. Если хочешь видеть, где в Нью-Йорке культивируют зелень, где ее холят и лелеют, иди на биржу.
Жан-Люк поднял голову, оторвался от карты, зачарованный симметрией сетки улиц центрального Манхэттена.
— Никогда не думал, что все так логично. Так просто.
— И интересно, — поддакнул я. — Очень интересно. Только скорость после Прованса поражает. Там все куда-то несутся.
— Почему?
Самый случай в ответ пожать плечами.
Р. S.
Одиннадцатью годами раньше, скорее случайно, нежели умышленно, я написал «Год в Провансе». Было бы удивительно, если бы за это время ничего не произошло, ничто бы не изменилось. Перемены заметны, и некоторые — прежде всего британская пресса — утверждают, что в иных виноват я. Одно из моих преступлений — я вызвал интерес людей к описанному региону, побудил их посетить Прованс. Причем многих. Слишком многих, если верить их утверждениям. Хуже того, я пригласил туда публику не лучшего сорта. Одна весьма оригинальная газетная заметка сообщала о толпах английских футбольных хулиганов, хлынувших в Люберон. Я, впрочем, сомневаюсь, что эти господа вообще берут книги в руки, мои или любые другие. Мы готовились к нашествию бандитов с пивными бутылками, к разбою и разрушению. Но хулиганов все же никто не проинформировал, и все обошлось.