Еще один баловень судьбы
Шрифт:
— Король обещает явить милость, но ряд голов, конечно, полетит с плеч и не только в Париже, но и по всей Франции.
— И в Равьере тоже? — ужаснулся Антон.
— Ну, я думаю, что королевские власти все же учтут мнение наиболее достойных людей Равьера по этому поводу… Но это все в будущем, а сейчас скажите, Антуан, надолго ли Вы прибыли к нам? И где Вы все-таки служите?
— Разве Констанция Вам ничего не говорила?
— Представьте, нет. На том основании, что служба Ваша очень секретна.
— Bonne tete! (Умница). Все сделала,
— Что ж, Антуан, Вы верны своему образу: явились сюда неизвестно откуда, а теперь уезжаете неизвестно куда… Тем не менее, мы верим, что Вы — человек достойный и в подлых делах не участвуете. Ведь так?
— Несомненно, Франсуаза. Позвольте теперь Вас покинуть: голодное семейство ждет вот этих продуктов…
— Бегите, Антуан. Передайте от меня привет Констанции и пожелание здоровья ей и маленькой Флоре.
— Непременно, мадам, непременно.
В течение нескольких дней слова мадам де Линьер о скорой реставрации монархии не шли у Антона из головы. Он нежничал с Констанцией, тетешкал Флору, благоустраивал быт, поручал адвокату оформление патентов на стальное перо, скрепку и кнопку (ручеек денег из министерства иностранных дел исчез!) — но внутри него неумолчно стучал метроном: вот срок существования республики уменьшился еще на один день… а вот еще на один… еще…
Чуткая Констатнция не выдержала и спросила день на пятый:
— Что тебя гложет, Антуан?
И Антон выложил ей свои страхи.
— Но разве ты можешь остановить колесо Истории?
— Я обязан попробовать! — заявил Антон.
— Что ж, — вздохнула Констанция, — отправляйся в чертов Париж и пробуй. Отговаривать тебя, я знаю, бесполезно. Только не вздумай там погибнуть!
Глава семьдесят третья. О чем говорят мужчины в ресторане?
Из письма Сен-Сира Антон знал, что он находится в штаб-квартире Рейнско-Мозельской армии, то есть в Страсбурге, а другой его товарищ, Бернадот, оказался со своей дивизией в Северной Италии, в армии Массены. Еще в мае эта армия вторглась в пределы Венецианской республики (воспользовавшись кровавой расправой крестьян приграничного селения над французскими мародерами) и свергла многовековую власть дожей. Массена объявил, что отныне аристократическая республика станет республикой народной и велел посадить на площади Сан-Марко "дерево Свободы".
В Париже Антон надеялся застать Моро, на которого Директория возложила общее руководство на Германском театре военных действий (Рейнско-Мозельскую армию перепоручили генералу Гошу, усмирителю Вандеи) и который должен был намечать с Карно возможные варианты ведения кампании. Однако когда Антон явился в Люксембургский дворец (являвшийся резиденцией Директории),
В полном разочаровании Антон отказался от этой возможности (переворот, насколько он помнил, был пресечен армией в начале сентября, а Карно, заподозренному в связях с роялистами, пришлось бежать за границу), повернулся и пошел к выходу, как вдруг был остановлен радостным окликом:
— Да это же Фонтанэ!
Он обернулся, заранее улыбаясь (так как узнал этот голос), и увидел еще более улыбающегося Шарля Бернадота, упакованного в шикарный генеральский мундир, а рядом с ним лейтенанта от инфантерии.
— Бог мой, вот это встреча! — быстро сблизился с Антоном Бернадот и обнял его с немалой силой. — Ведь я уже собирался ехать в Версаль, к милой женушке, но теперь, конечно, никуда не поеду. Этот день и вечер я проведу только с тобой!
— А капитана куда денешь? Он, поди, у тебя в адъютантах? — предположил Антон.
— Угадал. Франсуа, само собой, останется при нас. Но с ним проблем не будет: даже если он напьется, то просто упадет под стол. Проверено.
— Ну, тогда веди, — ухмыльнулся "шпак". — Я, к своему стыду, совсем не знаю злачных мест Парижа.
— В злачные мы пока не пойдем, — рассмеялся Бернадот. — Неподалеку, в углу Люксембургского сада, есть уютный ресторан под названьем "Королева Медичи" — вот там мы и посидим в свое удовольствие часа два-три, рассказывая друг другу, чем занимались в эти полгода…
Однако просто насладиться ресторанными услугами друзьям не удалось: Антон очень возбудился, когда узнал, что Бернадот только что побывал у Барраса и передал ему бумаги эмигранта, графа д, Антрега, которого самолично перехватил в Триесте в составе русской миссии Мордвинова, покидавшей гибнущую Венецианскую республику.
— Среди этих бумаг есть компромат на президента Совета Пятисот генерала Пишегрю? — спросил он встревоженно.
— Есть свидетельство о его переговорах в 1795 г с Фош-Борелем, эмиссаром принца Конде, — сказал Бернадот и спросил удивленно: — А тебе откуда известно про шашни Пишегрю?
— Из дипломатических источников, — стемнил Антон и продолжил: — Из них же мне известно, что Пишегрю отверг предложения Конде и кроме самого факта переговоров его обвинить не в чем. Кстати, агенты роялистов подкатывали с аналогичными предложениями и к другим командующим армиями — например, в прошлом году к Бонапарту. Что касается Моро, то его вполне могут обвинить в снисходительном отношении к поверженным германским правителям (курфюрсту Баварии, маркграфу Бадена, герцогу Вюртемберга), из которых можно было выдавить значительно больше денежек, чем выдавил Моро…