Еще один простофиля
Шрифт:
Реник смутился:
– Не надо так говорить, Хэрри. Я волнуюсь за тебя. Ради бога, возьми себя в руки, прежде чем пойдешь к Нине.
– Может, не будешь лезть в чужие дела? – сказал я. – Между прочим, Нина – моя жена. Она выходила за меня, на радость и на горе. Ну хватит. Позволь мне самому о ней думать.
– Я считаю, Хэрри, зря ты запретил ей присутствовать на суде, навещать тебя в тюрьме и писать письма. Ты знаешь не хуже меня – она хотела разделить с тобой все, но ты сделал из нее стороннего наблюдателя.
Мои пальцы сжались в кулак. Я продолжал смотреть на залитую дождем набережную.
– Я знал, что делал, – сказал я. – Мог я допустить, чтобы ее фотографировали на суде? Или чтобы она увидела меня в арестантской робе, за проволокой и стеклом? Чтобы подонок-надзиратель читал ее письма, прежде чем их получу я? И если я вел себя как наивный болван, это еще не повод впутывать сюда ее.
– Ты ошибался, Хэрри. Неужели тебе не приходило в голову, что она хочет быть рядом с тобой? – с раздражением сказал Реник. – Я едва уговорил ее не ехать сюда со мной сегодня.
Мы приближались к Палм-Бэй, роскошному жилому району Палм-Сити. Длинный ряд кабинок для переодевания выглядел уныло в проливной дождь. Пляж опустел. «Кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бентли» мокли на стоянках возле дорогих отелей.
Когда-то кварталы Палм-Бэй были моими охотничьими угодьями. Я вел светскую хронику в «Геральд», самой популярной калифорнийской газете. Моя колонка перепечатывалась сотней газет с меньшими тиражами. Я прилично зарабатывал и жил в свое удовольствие. После женитьбы на Нине я купил неподалеку от Палм-Бэй домик с верандой. Все складывалось прекрасно, и я с уверенностью смотрел в будущее. Вдруг однажды вечером, сидя в баре «Бич-отеля», я случайно услышал обрывок разговора, который шел на повышенных тонах между двумя подвыпившими посетителями.
Те несколько фраз сыграли роковую роль. Два месяца втайне ото всех я вел напряженное расследование. Материал обещал стать сенсацией для «Геральд».
Чикагская мафия готовилась прибрать к рукам Палм-Сити: установить игральные автоматы, открыть публичные дома и прочие злачные места. Предполагали, что месячная выручка составит два с половиной миллиона долларов.
Убедившись в достоверности услышанного, я решил, что мафия сошла с ума. Я отказывался поверить, что преступники могут просто так, средь бела дня, прийти и сделать город своей вотчиной. Затем кое-кто намекнул мне, что мафия подкупила комиссара полиции, а также полдюжины важных чиновников, и заручилась их поддержкой.
И тут я сделал главную ошибку – я попытался продолжить расследование на свой страх и риск. Я не хотел ни с кем делиться сенсацией и пошел к Дж. Мэтью Кьюбитту, моему шефу и владельцу «Геральд», лишь после того, как собрал весь необходимый материал и сделал набросок статей, разоблачающих преступный сговор.
Я рассказал ему о том, что замышлялось; он слушал меня с мрачным, безучастным видом.
Когда я кончил, он сказал, что мои данные надо проверить. Его сухость и отсутствие энтузиазма должны были насторожить меня. Хотя я копал достаточно глубоко и сумел разговорить множество людей, я знал не все. Мафия купила «Геральд». Такое мне и в голову не приходило. Позже я узнал, что Кьюбитту в награду за содействие было обещано место в сенате, и для алчного, тщеславного газетчика этого оказалось достаточно.
Он попросил меня передать ему всю информацию для проверки. По дороге домой – я поехал за бумагами – меня остановила полиция.
«Вас хочет видеть комиссар», – сказали мне. В сопровождении патрульной машины я отправился в Главное управление, где состоялась моя беседа с комиссаром.
Он был человек простой и не стал ходить вокруг да около. Без лишних слов комиссар выложил на стол десять тысяч долларов новенькими хрустящими банкнотами. Он покупает мое досье, а я должен забыть о расследовании. Ну что, по рукам?
Я никогда в жизни не брал взяток и не собирался начинать это сейчас, к тому же я знал, что благодаря этим статьям мое имя несколько недель не будет сходить с газетных полос и я займу ведущее положение в репортерском мире. Я поднялся и вышел на улицу, навстречу беде.
Я передал материалы Кьюбитту и рассказал ему о взятке, предложенной комиссаром полиции. Владелец газеты хмуро посмотрел на меня, покачал головой и попросил зайти к нему домой в половине одиннадцатого вечера. К этому времени я должен обдумать план дальнейших действий. Я полагаю, он сжег мои бумаги. Больше я их никогда не видел.
С самого начала я держал Нину в курсе моего расследования. Она видела, что я имею дело с динамитом, и смертельно боялась беды, но, понимая, что это мой шанс, Нина поддерживала меня.
Часов в девять я отправился к Кьюбитту. Нина проводила меня до машины, и я чувствовал, что ей страшно. У меня тоже было тревожно на душе, но я доверял Кьюбитту.
Его дом находился в Палм-Бэй. Туда вела пустынная дорога. На ней-то все и произошло.
Полицейский автомобиль, шедший с большой скоростью, догнал меня и ударил в бок. Вероятно, они хотели столкнуть мою машину с шоссе в океан, но это у них не вышло. Авария была серьезной, водитель-полицейский повредил грудную клетку о рулевое колесо. Его напарник отделался легким испугом. Он задержал меня за опасную езду. Я понимал, что все это подстроено, но ничего не мог сделать. Через пару минут появилась вторая полицейская машина, за рулем которой сидел сержант Бейлис из отдела по расследованию убийств. Никто даже не спросил его, как он оказался на этой пустынной дороге.
Бейлис взял дело в свои руки. Пострадавшего полицейского отправили в больницу, а меня повезли в Главное управление. Внезапно Бейлис приказал водителю остановиться. Мы были на темной безлюдной улице. Вслед за Бейлисом из машины вышел шофер. Он держал меня сзади, скрутив мне руки. Бейлис вынул из бардачка бутылку виски, набрал жидкость в рот и обрызгал мое лицо и рубашку. Затем взял дубинку и стукнул ею меня по голове.
Очнувшись в тюремной камере, я понял, что влип всерьез. Водитель-полицейский скончался. На меня повесили убийство и дали четыре года. Адвокат, защищавший меня, дрался как тигр, но ничего не добился. Стоило ему заикнуться о преступном сговоре, как его тут же оборвали. Кьюбитт показал под присягой, что никогда не видел моего досье, и добавил, что собирался уволить меня как недобросовестного работника и тайного алкоголика.
Отсиживая свой срок, я частенько думал, каким же я был простаком. Я говорил себе, что только сумасшедший мог пытаться в одиночку бороться с властями.
Мне не стало легче, когда я узнал, что под давлением общественности комиссар полиции подал в отставку, а состав городских властей претерпел значительные изменения. По заявлениям моего адвоката было проведено расследование, и чикагская мафия решила перебраться в другое место, но мое положение от этого не улучшилось. Я мотал свой срок, который мне дали за то, что я убил полицейского, управляя автомобилем в состоянии опьянения, и никто не мог мне ничем помочь.