Еще один шанс. Дилогия
Шрифт:
– Кормилец! Родной, - Холмогоров попытался вставить фразу в скоротечные убеждения хозяина.
– Земно кланяюсь твоей милости! Так мне уже за тридцать - пора бы. Хочется жёнку, семью, детушек...
– Ничего - потерпишь!
– барин продолжал фантазировать, не слушая возражений холопа.
– Желаешь - новый инструмент? Лучше прежнего и заказов поболе? И подмастерьев в обучение?
– Лукавый стал щелкать пальцами, как бы считая деньги.
– Нет! Мне это не выгодно. Пока обучишь их, пока то... сё.
Киреев выпрямился в кресле. Поднял руки и начал
– Во-о-т! Придумал.
– Он вытянул указательный палец и показал им на столяра.
– Хочешь на волю...
– выкупиться!
– Дык... тык... м-м-м, - Никодим по-прежнему ничего не понимал. Он поднялся с колен и произнес удивленно.
– А разве такое возможно?
– А почему нет? Коли деньги у тебя есть - все возможно! Давай, выкупайся, да живи в свое удовольствие, катайся как сыр в масле. Я помещик справедливый, у меня в хозяйстве всё по закону.
– Хм... Хм... Григорий Иванович, - присутствующий в комнате гость попытался вступить в разговор.
– Ты, надеюсь не забыл про мое деловое предложение?
– Погодь, Мирон Евдокимович.
– Киреев отмахнулся от приятеля.
– Не отвлекай меня. Он заслужил это. Он же там кого-то победил! Чего-то получил!
Хитрец поднялся с кресла и подошел к письменному столу. Задумчиво начал барабанить пальцами по столешнице. Внезапно повернулся к холопу и произнес.
– Так сколько, ты говоришь, получил за победу в игрищах?
– Кормилец, двадцать семь рублей, пять алтын да четыре денежки.
– Так, вот, Никодим - умный .....
– в ЭТОТ РАЗ Киреев не смог подобрать рифму.
– Короче...
– Произнес он после короткой паузы.
– Отпущу тебя вместе с твоей сестрой на волю - за сто рублей!
Отец родной! Благодарствую за заботу, однако откуда же я возьму эдакую прорву денег?
– Ай-я-яй, какая досада!
– Киреев перевел взгляд с крепостного на гостя. Весело подмигнул ему. Покачал головой.
– Так продай что-нибудь. Вот они у тебя и появятся.
– Помилуй, барин!
– несчастный прижал руки к груди.
– Креста на тебе нет! Что же я продам? Да еще за такую большую сумму?
– Эх, жаль мне тебя, сердешный! Что же делать? Слушай, а заложи мне свой дом, землю и инструмент которым ты работаешь.
– Как же... мой инструмент? Господи? Как же я без него?
– Ох, Никодим, стыдоба - пустая голова! Ты же мастер - золотые руки. Со временем денег заработаешь - отдашь!
Киреев открыл ящик письменного стола, достал от туда шкатулку. Вынул бумаги. Разложил их на два части.
– Давай так - вот расписки на всё твоё имущество, а вот бумаги об освобождении. Почему замолчал? Не робей, Отрыжка Ника - голова поникла. А говорил чемпион, непобедимый боец. Ну ка, сказывай - это, что была пустая хвальба? Негоже малахолиться было! Давай, успевай - удачу не упускай! Подписывай - и ты свободен. А иначе я тебя на конюшню - за дерзость и кожу до костей сдеру!
– Да! Я - Нико!
– Холмогоров внезапно напыжился, выпрямил спину и задрал голову.
– Нико - дробитель черепов. Я смогу, да-а!
– Он смачно сплюнул. Сжал кулаки.
– Эх... ма - малявкины вавки!
– Мастеровой прикусил губу. Прищурил глаза. Подошел к столу и решительно подписал листы. После чего отдал деньги, забрал бумаги и вышел из комнаты.
– Позвольте, Григорий Иванович! Друг, мой ситцевый!
– гость, молчавший всё время, подал голос.
– А как же моя мебель? Заказ? Как же я теперь?
– Мирон Евдокимович, повремени немного! Не кручинься - все будет нормально! Куда он без своего инструмента? Через день - два приползет греховодник на коленях. Будет проситься обратно. Я конечно его накажу, затем прощу и заберу бумаги назад.
– А деньги?
– А вот, деньги!
– Киреев поднял мешочек с монетами и потряс им перед носос друга.
– Денег - обратно он не получит.
– Так, что через неделю подъезжай - свидимся. Оформим заказ на твою мебель.
– Ай да, Киреев!
– у товарища - собутыльника глаза заблестели от восхищения.
– Ну, Григорий Иванович! И хватка, у тебя! Каждый раз - всё больше и больше удивляюсь. И наглеца отчекрыжил и деньгами разжился! Аж зависть берет - мне бы так уметь!
– Так учись, Мирон Евдокимович! Кто же тебе не даёт?
***
На с ледующее утро.
Таганово.
Подворье помещика Воронцова.
– Здрав буде, Кирьян Аркадьевич, - Никодим Холмогоров снял шапку, поклонился деревенскому старосте.
– Многие лета тебе здравствовать!
– А, Никодим?
– Карачун недовольно посмотрел на невысокого мастерового.
– Что скажешь? Зачем пришел? Да ещё бабу привёл?
– Будь добр...
– невысокий столяр нерешительно переминался с ноги на ногу. Скажи, а вашему барину бойцы, борцы, рестлеры или чемпионы не нужны, случайно?
– Никто нам не надобен, - лицо старосты перекосилось. Бровь нервно начала дергаться. Он с силой сжал кулаки.
– У нас этого добра - итак уже больше двадцати рыл. Понабрали, кого попало - одни обормоты. Только хлеб жрут бестолку, да носятся за деревней как угорелые. У, аспиды, добра на вас нет!
– Корачун помахал кулаком в сторону леса, туда где шли занятия новобранцев.
Молодцы в огороженной от чужого внимания зоне, азартно погоняли коней, скакали по кругу, бросали вперед копья, пускали стрелы в деревянных болванов, расставленных для воинского ученья.
Хозяйственник вытянул руку и демонстративно стал загибать пальцы.
– Вот, погляди, добрый человек, что творят, нехрести... Коровушек распугали на барском лугу, труву поизмяли, ям и траншей понарыли. Хорошие доски, бревна в щепки изводят. А сколько инструмента ежедневно ломают - зачем? Топоры, ножи, косы, серпы... сюрикены какие-то, - Гыгышка ковать не успевает! А недавно пушку притащили! Грохот от неё стоит с утра и до вечера. Выйти за деревню страшно! А ну как - прилетит чего?