Еще вчера. Часть третья. Новые старые времена
Шрифт:
Умерла Мария Павловна 18 сентября 2001 года, похоронена на Кузьмоловском кладбище, недалеко от нашего семейного захоронения…
Но это все было позже. Возвращаюсь в 1986 год. В отпуск в Винницу мы с Эммой ехали на машине в конце августа. Чтобы посетить Володю Бурого в Коростене, нам надо было немного севернее обогнуть Чернобыль. Со времени, судя по прессе, – не очень тяжелой катастрофы, с которой уже почти справились, прошло целых 3 месяца.
…Ранним утром, свернув вправо с шоссе Ленинград – Киев, мы несколько часов несемся по хорошей и необычно пустынной дороге: ни встречных, ни попутных машин не было. Часов в 11 мы съезжаем на уютную
Через полкилометра вдоль дороги начинают мелькать таблицы: «С дороги не съезжать! На обочине не останавливаться!». Еще прибавляю скорость. Вблизи дороги – длинные рукотворные холмы. Понимаю: это и есть склады «радиоактивных отходов», которых так много, что их просто некуда больше вывозить…
С ходу влетаем в большое село. Здесь – полная идиллия: на лужайках пасутся коровки, бродят гуси, бегают дети. Только колодцы закрыты пленкой. Такое впечатление, что все большое село было защищено божественным куполом, или мы уже проскочили зону радиоактивного заражения.
Проносимся через райское местечко, и все возобновляется: и грозные плакаты и терриконы радиоактивных отходов вдоль дороги…
Только за одно вранье по Чернобылю Горбачева и его ЦК следовало бы судить. И только одного академика совесть заставила кончить жизнь самоубийством…
Вот несколько цитат из книги Аллы Ярошинской «Преступление без наказания. Чернобыль 20 лет спустя».
# О том, что взорвался 4-й блок Чернобыльской АЭС, об увеличении фоновых значений мы узнавали из «вражеских» радиоголосов за закрытой дверью кухонь. Наша же «руководящая и направляющая» сообщила об аварии лишь на третий день – двумя строчками, как сквозь зубную боль.
# Официальная медицина героически молчала почти две недели. Наконец министр здравоохранения УССР А. Романенко разразился рекомендациями: закрывать форточки и вытирать ноги. Его убогое выступление спровоцировало еще большую панику.
# А Первого мая миллионы людей вышли на демонстрации. В Киеве на Крещатике дети в национальных костюмах, вдыхая радиоактивный угар, плясали, услаждая глаз партийных бонз на трибунах. «Золотые» же их наследники были спешно отправлены подальше от беды.
# К этому времени уже вовсю работала партийная адская машина. С одной стороны, по производству лжи для страны и мира – «Правда» воспевала самую лучшую аварию под циничными заголовками «Соловьи над Припятью», «Сувениры из-под реактора» и т. п.; с другой – по производству преступных тайных постановлений и распоряжений. В моем чернобыльском архиве до сих пор хранятся добытые секретные документы партии и правительства. За них уже заплачено десятками тысяч смертей ликвидаторов и жертв катастрофы, потерей здоровья и качества жизни девяти миллионов людей, до сих пор выживающих в зонах поражения.
В этой книге Алла Ярошинская приводит тексты этих постановлений и распоряжений с грифом «Совершенно секретно», которые она чудом смогла добыть и скопировать как депутат Верховного Совета СССР. Она пишет:
«И спустя почти 20 лет, разбирая свой чернобыльский архив, я думаю о том, что главный и самый страшный изотоп, вылетевший из жерла
Мой отпуск 1986 года уже кончался, когда в Винницу приехала Тамила. У нее проблемы со здоровьем: спазмы пищевода не позволяют принимать пищу. Благодаря помощи врачей Феди и Дины Христофоровых, я успеваю положить Тамилу в больницу в Виннице. Договариваюсь с дочерью Сергея Моисеевича Ниной, которая дружит с Тамилой, что она будет ее навещать и помогать…
Я, кажется, не писал еще о жизни моей единственной и любимой сестры. После окончания института (КФЭИ) по распределению она попадает в небольшой городок Вашковцы Западной Украины. Там она работает экономистом на местном предприятии. Здесь я ее однажды посетил уже будучи «при эполетах»…
У Тамилы легкий веселый характер. Она прекрасно поет. Одну, ее любимую песню, я как будто слышу сейчас:
Хочется белым березкам
Низкий отвесить поклон,
Чтоб заслонили дорожку,
Ту, что ведет под уклон..
Она очень мягкий, добрый и общительный человек. И в школе и в Киеве у нее было много друзей и подруг. Несколько парней дружили с ней раньше, но до замужества – не дошло. По одной ее любви – однокласснике Толе Шкиндере, я себя чувствую виноватым: при какой-то пустяковой стычке в школе я ему «врезал» один раз, но уж очень сильно. Возможно, это повлияло на их дружбу (любовь?). Толя, высокий голубоглазый немец, позже стал летчиком, успел жениться…
Сестра Тамила
Жизнь в маленьком провинциальном городке для молодой девушки может быть очень непростой: деваться некуда, всё на виду, круг знакомств очень ограничен. Тамила мне говорит, что на нее «положил глаз» местный шофер(?), у которого большая усадьба, хозяйство. Тамила, наверное, особых чувств к нему не питает, но нуждается в мужской поддержке. А он ухаживает долго и упорно. Тамила вопросительно смотрит на меня, ожидая от старшего брата решения…
А что я могу ей посоветовать? Очень уж большая разница уровней образования, воспитания и принципов у нее и потенциального мужа. Я понимаю, как ей будет тяжело в чуждой среде: она мягкий человек, она не сможет себя «поставить», заставить, чтобы с ней считались. А если нет, то что (кто) взамен? Годы быстро летят… Да и решения по своей жизни надо принимать самому.
Мне жалко ее до слез. Осторожно выкладываю сестре все свои опасения.
– Только ты сама можешь решить, как тебе жить дальше…
…Тамила выходит замуж за Тараса, рожает двух сыновей. Пока растут дети, растет и неприятие друг друга у супругов. Тарасу нужна в хозяйстве крепкая и безответная крестьянская лошадка, что совсем не подходит Тамиле. Я далек от желания обвинять в крушении семьи одного Тараса, он тоже страдал немало. Просто – «в одну телегу впрячь не можно…» – истина старая и проверенная. И еще одно: никто не может быть судьей между мужчиной и женщиной…