Есель-моксель (несерьезные рассказы)
Шрифт:
Летом ветеринар поклялся с Антоновной дел не иметь. Она ухитрялась никогда деньгами не рассчитываться. Скажем, такса опростать поросенка от мужской нужды - 50 рублей. Жадная бабка вместо наличности то кусок сала старого всучит, то бутылку некачественной самогонки. У ветеринара своего сала - хоть через забор кидай, и что бы он сивухой при его должности давился? А язык деревенеет категорически отрубить: деньги давай! Будто гипноз анестезирующий подпускала Антоновна. Потом, возвращаясь домой, ветеринар плюется в свой адрес: зачем брал?
– Ты к Степаниде сходи, -
Степанида жила знахарством. Шептала, заговаривала, травничала.
– Кота тащить не надо, - отказалась от осмотра слабоживого пациента Степанида.
– Еще оцарапает. Фотография есть?
– Моя?
– На кой мне твоя? Кота!
– Я сама-то лет двадцать не фоткалась.
– Нашла чем хвастаться, - строго сказала Степанида.
– Тогда клок шерсти с живота начеши.
– Чьей?
– Да не твоей же!
Степанида дула на Тимофееву шерсть, шептала над ней, подбрасывала под потолок и внимательно следила за падением. В завершении колдовских процедур завернула клок в бумажку и швырнула в печь. Антоновне вручила пузырек с желтой жидкостью - капать Тимофею в пасть.
– Сколько должна?
– спросила Антоновна, не удовлетворенная курсом лечения.
– Десятку.
– С собой нет, - сказал Антоновна, - вечером занесу.
Хотя "с собой" было.
Дома Антоновна набрала в пипетку жидкости из Степанидиного пузырька, пошла вливать целительную влагу в болезного Тимофея. Того в закутке не оказалось.
Сердце Антоновны оборвалось в нехорошем предчувствии.
– Где Тиша?
– трагически спросила мужа.
– Где-где, - грубо прозвучало в ответ, - в гнезде! Околевать, поди, уполз. Они, как сдыхать, завсегда уходят из жилища.
– Ой, темнеченько!
– заголосила Антоновна и принялась жалостливо звать.
– Тишенька, Тиша, погоди умирать, полечимся.
Антоновна ходила по дому, заглядывала во все углы. Тимофея нигде не было.
– Ой, темнеченько!
– вышла в сени.
Через минуту оттуда раздался истошный крик:
– Ах ты, тварь! Ах ты, скот! Убью-ю-ю!!!
В поисках околевающего любимца Антоновна заглянула в кладовку. Где страшно зачесалось схватить дрын потяжелее. Под потолком висело полтуши неделю назад забитого бычка. На ней, намертво вцепившись когтями, распластался Тимофей. Он хищно рвал мясо зубами. Добрая часть бычка отсутствовала.
– Заболеешь так жрать-то, - прибежал на крик муж.
– Убью!
– кричала на любимца Антоновна.
Тимофей не стал дожидаться смертельного дрына, камнем упал с объеденной туши и резво, несмотря на болезнь, юркнул на улицу.
Антоновна ругала кота, мужа, который низко повесил бычка, оплакивала уничтоженное мясо и думала: платить Степаниде или обойдется?
Платить, по-хорошему, было не за что. Но ведь порчу может навести. Ладно, если на кота-вредителя, а вдруг - на саму Антоновну...
БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАЕМОСТЬ
рисунок
И ПОД ЕЁ АТЛАСНОЙ КОЖЕЙ
Суицидников Виктор Трофимович Сажин чувствовал за версту. Не успеет на своем конце провода бедолага доложить, что через минуту смертельно разящей пуле даст ход в истерзанное сердце или что окно распахнуто, до полета по законам всемирного тяготения лбом об землю всего один шаг, - эта кровавая трагедия еще не сорвалась с языка, а Виктор Трофимович уже чувствует: от трубки телефона службы доверия, где подрабатывал по ночам, несет самоубийством.
В то дежурство, как только радио пробило полночь, Виктор Трофимович поворотом ручки заткнул крикливое "окно в мир" и начал в тишине укладываться на скрипучий диван.
Куда там уснуть! Сразу заблажил телефон. От звонка веяло кладбищем.
"Я тут при чем?" - раздраженно подумал Виктор Трофимович и снял трубку.
– Значит так, - без "здрасьте" раздалось в ней, - сейчас открою бутылку водки, выпью стакан и повешусь.
"Ну и дурак!
– подумал Виктор Трофимович.
– Уж пить так весь пузырь..."
– Как вас зовут?
– спросил он.
– Без разницы, - отказался от знакомства собеседник.
– Меня - Виктор Трофимович, - не обиделся Сажин.
– Что у вас стряслось?
– У меня обнаружен СПИД.
Виктор Трофимович испуганно оторвал трубку от уха. СПИДа боялся панически. Предохранялся от него днем и ночью. В парикмахерской наотрез отказывался от штрихов, наносимых бритвой на шее и висках. Вдруг на лезвии осталась от предыдущего клиента частичка СПИДоносной крови? Летом остервенело боролся с комарами, и редко какому удавалось пробиться к кровеносным сосудам. Если хоботок крылатого упыря все же осквернял кровь, Виктор Трофимович пусть и не срывался в поликлинику сдавать анализы, молитву самосочиненную обязательно повторял про себя: "Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа, дай надежный иммунитет от заразы в трудную минуту".
Сорок раз подряд читал молитву. Чтобы наверняка услышал Создатель. Хотя по жизни Виктор Трофимович крещеным не был.
– Сейчас бутылку открою, - тускло повторила трубка, - выпью и на люстре повешусь.
– Может не выдержать, - брякнул Виктор Трофимович.
– Что не выдержать?
– Разве не знаете, - вильнул на дежурную тропу Виктор Трофимович, самоубийство - великий грех.
И подумал: "Как бы я повел себя на его месте?"
– А если я девушку заразил?
– с вызовом спросила трубка.
"И под ее атласной кожей течет отравленная кровь", - вспомнился с вечера звучавший по радио романс. И тут же в голове пронеслось.
– Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа..."
– Я бы сначала подвесил за одно место ту, что меня заразила! непедагогично бросил Виктор Трофимович.
– Сам хотел придушить эту профурсетку! А она смоталась на два месяца. Порядочную из себя корчила: "Нехорошо!
– ломалась.
– У меня муж! Никогда не изменяла!" А у самой СПИД!
– Найдите ее непременно!
– Виктор Трофимович решил на этом отвлекать от суицидной веревки зараженного.
– Как ее фамилия?