Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее
Шрифт:
Тем не менее каждую ночь люди проскальзывали мимо наших постов, ловкие, как леопарды. Мы могли слышать в темноте приглушенные голоса, которым издалека отвечали их товарищи. Мы понимали, что это сигналы, мы чувствовали их присутствие. Иногда наши часовые стреляли. Но утром мы не находили ни следов крови, ни отпечатков ног.
Нам очень хотелось увеличить численность патрулей. Я сам ходил с ними и проводил ночные часы, скорчившись в траншее вместе с одним из часовых. Но мы ничего не видели. Это просто повергало нас в отчаяние, так как каждое утро у нас в тылу на минах подрывались все новые грузовики.
С наступлением темноты деревня оживала. Подавались какие-то
За целый месяц ни мы, ни дивизия «Викинг» не захватили ни единого пленного.
Кровь в кустах
Любой ценой нам требовалось узнать, что же происходит в этом бело-фиолетовом лесу.
Кое-что нашептали крестьяне. От них мы узнали, что около десяти тысяч человек скрываются в лесном массиве около Черкасс.
Но где?
Они получают оружие. Мы видели со своих передовых постов, что красные строят многочисленные блиндажи и подтягивают противотанковые орудия, часто переставляя их с места на место.
Но мы видели только первые сотни метров. Что происходит дальше, под покровом сосен и мощных дубов, тянущихся до Днепра на восток и Черкасс на юго-западе?
Каждая изба представляла собой загадку.
Наши соседи были дружелюбны, как и все крестьяне на Украине. Они проклинали коммунизм, который поработил их, разрушил их жизнь, уничтожил церкви. Но иногда они бестактно ругали немецкую администрацию. У некоторых семей либо отец, либо сын скрывались в лесных логовищах неподалеку.
Я тщательно проверил все и понял, что моя деревня Байбузы счастлива, несмотря на войну. Валлоны дружелюбны по натуре. Они быстро сходились со своими хозяевами, становились друзьями и дарили им маленькие подарки.
Я начал снова проводить церковные службы. Чудесный священник вернулся из леса, где он скрывался 23 года, и служил по воскресеньям с рассвета до полудня, одетый в пурпур и золото. Вся деревня собиралась на церемонию, отбивая сотни поклонов, сотни раз целуя землю, целыми часами вторя монотонным и чувствительным молитвам, которые надрывали вам сердце. Десятки икон сияли при свечах своими медными и серебряными окладами. Желтобородый священник крестил детей, родившихся на этой неделе. Он непрерывно давал детям целовать иконы, одну за другой. Затем он торжественно проносил каждого малыша по церкви, поддерживая их головки. Он держал их на вытянутых руках, так чтобы вся деревня могла видеть ребенка и порадоваться появлению нового прихожанина. Наконец он возвращал измученного малыша худым матерям, которые были одеты бедно, как и все жители Байбузы, но все-таки не скрывали своей гордости.
Вне зависимости от того, был ночью бой или нет, я регулярно посещал православную службу утром в воскресенье вместе со старыми крестьянами, носившими окладистые бороды, дородными мамашами и вшивыми ребятишками. После нескольких часов православной молитвы наш капеллан начинал католическую мессу. Ни один из украинцев не покидал церковь. Эти люди соскучились по религиозным службам, они искренне преклоняли колени и продолжали молиться.
Помогая старому хозяину моей избы, который потерял ногу во время прошлой войны, я возвращался на свой командный пункт, весь покрытый насекомыми. Однако меня потрясала восхитительная простота манер и вера этих крестьян.
Тем не менее из этих же маленьких домиков каждую ночь крик совы сообщал что-то важное партизанам.
Мы не могли злиться на наших крестьян за их отеческие чувства, но бдительно следили
Их наивная простота в конце концов преодолевала наши западные комплексы. Они любили своих соотечественников, которые стреляли в нас с опушки леса. Но точно так же они питали привязанность к нам, так как мы жили в их деревне под их крышами, привязанность такую же простую и сильную.
По вечерам я накидывал свой белый халат, надевал патронташ на казацкий манер, когда наша мамаша стояла на коленях перед иконами. На рассвете, когда я возвращался из патруля, старики уже ждали меня. Я опускал свое оружие, заиндевевшее на холоде. Я не погиб! Бедные люди, ласковые и добрые, которые каждый раз молились за нас, приняв нас в своих домах, как сыновей, в то время как их собственные дети подкарауливали нас в лесу.
Мы получили приказ прочесать лес. От нас требовалось найти врага и захватить пленных.
Дважды взвод моей роты пересекал реку Ольшанка. Я отправлял по 50 человек. К рассвету они доходили до лесистых холмов за Закревкой.
Лес был просто серией возвышенностей, на которых нельзя было устроить боевые позиции. Теперь наши солдаты могли заявить, что действительно контролируют район. Новые вершины, покрытые кустами, возвышались над нами, с них противник мог уничтожить нашу роту в считаные минуты. Люди углубились на два километра в лес. Они обнаружили тропы, следы повозок и отпечатки сапог. Но не прозвучал ни один пистолетный выстрел. Противник спрятался, притворившись мертвым, или ушел под землю. Наша экспедиция обнаружила только двух трусов, которые сразу бросились наутек, скинув полушубки, чтобы бежать быстрее.
Это была единственная добыча, которую мои парни притащили назад.
1-я рота также получила приказ прочесать местность. В 04.00 пятнадцать добровольцев под командой молодого офицера с пылким темпераментом молча вошли в ледяную воду Ольшанки и исчезли в темноте.
Они добрались до старого монастыря. В этот момент они прошли первые советские посты, но ни одно предупреждение не прозвучало в ночи.
Первые отблески света тронули ветки. Сизый рассвет поднимался над Днепром. Лейтенант и его 15 подчиненных продолжали идти вперед.
Они услышали рев скота, увидели следы. Осторожно пробираясь от куста к кусту, они добрались до вершины холма. Всего в нескольких метрах от них стояли двое советских часовых! Долгожданные пленники были в их распоряжении!
В мгновение ока они бросились на часовых, сбили их на землю и связали. Никто не успел крикнуть. Наши люди отошли на 30 метров в сторону, чтобы спуститься на дно небольшой долины, а потом вернуться.
Но там оказались несколько ледяных луж. Один из двух пленных внезапно опрокинул конвоира и бросился бежать. Его застрелили, но этот выстрел вызвал тревогу. В считаные секунды на наших солдат бросилась целая армия, армия таких людей, каких нельзя было даже представить.
Наши товарищи, захватившие двух часовых, сами того не зная, дошли до входа в большой партизанский лагерь, спрятанный за холмом. Сотни вооруженных гражданских кинулись на них и окружили.
И кто были эти бойцы? Не только одни мужчины, но также шайка растрепанных женщин и куча грязных мальчишек 13 или 14 лет, вооруженных автоматами.
Наши патрульные немедленно образовали кружок. Но их атаковали более 400 советских партизан.
Молодой лейтенант погиб одним из первых, получив пулю в голову. Остальным требовалось немедленно вырваться из ловушки. Попытка вернуться назад была нереальной, так как путь отступления был отрезан. Из-за каждого дерева по ним били автоматные очереди.