Ешь. Молись. Разводись
Шрифт:
– Фу…
– Извините, что выросло, то выросло.
Говорит и еще крепче прижимает.
– Хочу тебя.
И я хочу. Весь ужас в том, что и я хочу так, как не хотела никого и никогда. Муж? Что муж… это было давно и неправда. Я не помню. Наверное так. Может сильнее. Не знаю.
Или тут всё дело в возрасте? И в том, что я знаю, чего от секса можно ждать? И хочется, чтобы по максимуму.
По самому, самому высшему стандарту.
Что-то мне подсказывает, что так и
Да, именно так.
Когда ты не думаешь о том, как выглядишь, а думаешь о том, что чувствуешь. Когда раздеваешься, не напоказ, а побыстрее, потому что голод такой – нет сил дышать. Хочется к коже. Дышать его тестостероном. Лизнуть шею, пробуя на вкус это мужество.
Я не помню, как мы оказались на этой гигантской кровати. Я – опрокинута на спину. Арсений нависает надо мной. Я думаю о том, как хорошо, что платье легко снимается, и на мне чулки. И красивое бельё, нижняя часть которого безнадежно испорчена – мокрая абсолютно, спущена по ногам.
– Красивая такая, сладкая.
Да, да, хочу это слышать, хочу быть красивой, сладкой. Выгибаюсь ему навстречу. Его пальцам. Пожалуйста, пожалуйста, еще… Да, да…
Боже, боже… это какой-то нереальный кайф. Голова в тумане. Калейдоскоп какой-то вокруг. И он в центре.
Большой. Сильный. С такой мощной грудью. Волосатый! Господи, очень много волос, это неожиданно, и дико заводит. И я пальцы туда запускаю, пытаясь добраться до мышц груди. Медведь мой.
Хотя на медведя он не сильно похож. Скорее лев.
Да, лев…
Царь зверей.
Мы целуемся как сумасшедшие. Лижемся, мамочки…
Где-то мысль проскакивает, что нас могут увидеть.
Да и плевать. Ну что? Кто увидит? Что, узнает нас? Даже если узнает. Мамке расскажет? О, представляю.
Не о том, думаю не о том.
Еще его, еще больше надо. Ближе…
– Сейчас, сейчас, дай я рассмотрю… какая ты… какая…
Грудь у меня красивая, да, не стоит как у девочки юной, зато и не впалая как у балерины.
Не вспоминать! Вычеркнуть!
– Еще, еще… сильнее… боже… целуй.
Подаю ему грудь свою как на блюде, всасывает сосок, закусываю губу, всхлипывая, чувствуя, как выплескивается из меня смазка и секрет, голову поворачиваю и ловлю золотое свечение крыши Исаакия.
Где-то там. Тут. Рядом.
Секс. Секс на крыше в Питере. Боже. В центре города, на крыше у меня секс!
Сейчас. Еще…
Его губы, вездесущие, алчные, такие демонические. Желанные. Похотливые. Одуряющие.
Хорошо мне, так хорошо.
Ну, еще… туда, пожалуйста, ниже, ну… Боже… Хочется самой направить, и хочется, чтобы сам сделал это. Сам!
Да!
Боже! С первого раза, туда, куда нужно. Мамочки!
Да, да, все эти
Но сейчас не об этом. Сейчас не до юмора.
Когда губы такого мужчины у вас в святая святых – вы ловите каждую секунду и готовы орать, как Фауст – остановись мгновение.
Но только в том случае, когда мужчина всё делает правильно.
Чёрт. Он делает. Правильно. Он…
Это со мной сейчас произошло? Боже, какой стыд. Или не стыд.
Просто… чувствую себя самым знаменитым фонтаном Петергофа. Самсоном, раздирающим пасть льва. Хотя… Самсон как раз Арс, а я лев, извергающий вверх струи…
Сквирт. Со мной впервые.
Боже. Он существует.
– Охренеть, какая ты вкусная, девочка.
Да, вкусная.
Очень.
Настолько вкусная, что в финале после умопомрачительного третьего оргазма я получаю «Любимую жену».
Господи, где справедливость, а?
Глава 16
Эпиграф
«- Как ты поняла, что он тот самый?
– У него над членом был нимб»
У него не мог быть другой.
Просто… это чувствуешь. Когда всё, по высшему разряду – то всё, по высшему.
И размер. И умение пользоваться.
Да, умение пользоваться тоже немаловажно.
Просто большой член ничего не решает, иногда даже мешает.
А когда мужчина умеет доставлять удовольствие – будь он хоть трижды импотент, он УМЕЕТ.
Да еще в таких охренительных декорациях.
Под светлым, беззвёздным питерским небом.
С нимбом над членом.
Господи прости.
Какая же я… Но это было просто прекрасно! Прекрасно!
Хотя в голове были какие-то глупости.
Про нимб. Про пик Адмиралтейства, про Александрийский столп.
Боже, какая я пошлая!
Но он действительно…
Ох… как тесно, как плотно, как остро.
Мамочки мои.
– Идеальная для меня. Идеальная.
Да, он вошёл как сталь в ножны, как рука в перчатку.
Опять какие-то пошлые сравнения, но как еще?
Просто его член создан для моей вагины. Ненавижу это слово, но где-то читала недавно, что некоторые прям бесятся, когда употребляешь иные названия. Киска? Дырочка? Лоно?
Моё лоно, как хочу, так и называю!
Не знаю. Плевать.
Он входит в меня, и я таю. Растекаюсь. Охреневаю.
Подаюсь навстречу, слиться хочется, кожа к коже, к его волосам. К его тестостерону. Он пахнет идеально. Да, мужчиной пахнет. Мужчиной именно, но это идеально. Хочется им дышать.