Эшафот для топ-модели

Абдуллаев Чингиз Акифович

— Вам пора менять профессию, — убежденно произнес Дронго, — но вы правы, это ваше личное дело. Скажите, вы знали, что ваш помощник спрятал Данилову в своем номере?

— Знал. Он мне сразу сообщил об этом. Не нужно пытаться меня поймать на мелких неточностях. Я ведь понимаю, что Слава уже рассказал вам обо всем, и вы наверняка нашли в его номере Данилову и уже поговорили с ней. А ваше явное желание выгородить Тугутова, который, возможно, сам не убивал, но наверняка организовал это убийство, вызывает у меня просто смех. Может, вы тоже решили получить свои

дивиденды? — цинично спросил Павел Леонидович.

— Гнусное свойство карликовых умов — приписывать свое духовное убожество другим, — процитировал Дронго, — так, кажется, сказал великий Бальзак.

— Очень красиво, — согласился Рожкин, — но я не совсем понимаю, как мои моральные качества соотносятся с этим убийством. Я был всего лишь юристом Ирины Малаевой, а не ее убийцей.

— Юристом, который называл ее сукой и стервой, — напомнил Дронго.

— Это вы тоже услышали? Вы специально приехали сюда, чтобы встретиться с графиней и подслушать все разговоры, которые о ней ведет ее окружение? — не смутился Павел Леонидович.

— Вы слишком громко говорили, а я хорошо понимаю по-русски.

— Не сомневаюсь. Но мое личное отношение к Ирине Малаевой никак не влияло на мою работу в качестве ее юриста.

— И где вы были в момент убийства?

— Внизу. Как раз встретил Алана, и мы решили подняться вместе. Гуцуев моложе, и поэтому он поднялся быстрее.

— Кто еще мог быть заинтересован в смерти графини? Кроме Тугутова, который хотел отомстить.

— Не могу сказать. Во всяком случае, не я. И не мой помощник. Мы оба потеряли свою работу с ее смертью.

— Скажите, господин Рожкин, — вмешалась Энн, — а господин Гуцуев ревновал графиню к другим мужчинам?

— Думаю, что да, — чуть помедлив, сказал Павел Леонидович, — он был влюблен в графиню. В нее влюблялись многие мужчины. Она была красивой женщиной.

— И вы тоже? — уточнила следователь.

— Нет, — улыбнулся Рожкин, — к моим многочисленным недостаткам такого греха приписать нельзя. Я верный муж, у меня две дочери. Но, как нормальный мужчина, я не мог не заметить красоты графини. Ваш эксперт, который сидит рядом с вами, может подтвердить, как ревновал Алан. Вчера ночью они, кажется, встречались в коридоре отеля, когда господин Дронго пытался уйти незамеченным из ее апартаментов.

Энн взглянула на Дронго и усмехнулась. Ей понравился этот выпад в адрес эксперта. Было очевидно, что ее несколько раздражало частое упоминание о красоте погибшей графини и мужчинах, которых она покоряла.

— А ваши дамы, — спросила следователь, — как они относились к графине?

— Нормально. Они работали и исправно выполняли возложенные на них задачи.

— Ваша массажистка Беата собиралась уходить, а визажистку графиня била по щекам в присутствии других людей, — напомнила Энн Дешанс.

— Да, такое было. Но Галине просто некуда было уходить. Она нигде не получит такой зарплаты, как у нас. И Беата тоже не очень собиралась уходить. Они умные девочки и понимали, что такой работы больше нигде не найдут. Постоянные переезды, лучшие

отели, красивые города, масса нужных знакомств. Женщины понимали, что каждый рабочий день делает их богаче в смысле знакомств и связей.

— Даже если за это приходилось расплачиваться таким унижением? — поинтересовалась Энн.

— Они не считали это унижением, — улыбнулся Павел Леонидович, — вы успешный судебный следователь, состоявшаяся женщина. И вам сложно понять, насколько сильно вы отличаетесь от этих двух женщин из нашей страны. Пардон, одна из них из Польши. Но это не так существенно. Все равно вы несколько отличаетесь.

— Очень жаль, что сегодня в Европе есть еще такие отношения, — подвела неутешительный итог следователь, — вы можете идти, господин Рожкин.

Юрист поднялся и пошел к выходу. Затем обернулся:

— Кто бы ни оказался убийцей, это наверняка человек, который ненавидел Ирину. Сами подумайте, как нужно ее ненавидеть, чтобы бить в шею с такой яростью, разрывая артерию. Я ведь тоже юрист, господа следователи и эксперты. Убийца должен был нанести один удар в сердце. Или ограничиться одним ударом в шею. А там было не меньше двух. Может, даже три. Значит, бил не профессионал, а ненавистник. Учтите это. — Он вышел из гостиной.

— Циничный негодяй, — с отвращением произнесла Энн.

— Но он прав, — заметил Дронго, — насчет ударов. Это были удары непрофессионального убийцы.

— У нас хорошие паталогоанатомы, господин эксперт, — поморщилась следователь, — не будем работать еще и за них.

— Три удара, — напомнил Дронго, — он стоял рядом с телом и все видел. А я не сумел протиснуться ближе. Если там действительно было три удара, то убийца не мог так просто уйти из отеля. Он должен был вернуться в свой номер и хотя бы переодеться. При ударе в шейную артерию крови более чем достаточно. И насчет трех ударов он тоже прав. Так бьет истеричная женщина, а не профессиональный исполнитель.

— Или ревнивый соперник, — напомнила Энн, — а еще оскорбленный любовник.

— Тогда у нас на подозрении Тугутов, Гуцуев и Данилова. Бывший спонсор, любовник и женщина, — подвел неутешительный итог Пуллен, — и мы не знаем, кто именно мог нанести такие удары.

— У нас осталась еще Беата Лехонь, — напомнила Энн Дешанс, — пригласите ее, Пуллен, чтобы мы закончили со свидетелями.

— Сейчас позову.

— Уже скоро вечер, — взглянул на часы Дронго, — можно попросить принести нам чай из ресторана. Я готов заплатить.

— Полагаю, что мы можем это себе позволить, — согласилась Энн, — пусть нам принесут кофе, а господину эксперту чай. Или вы тоже хотите кофе?

— Я не пью кофе, — признался он.

Пуллен и мадам Дешанс переглянулись.

— У вас какая-то специальная диета? — спросил Пуллен.

— Нет. Просто не люблю кофе. Мне нравится чай. Можно даже зеленый.

Энн сняла трубку и заказала два кофе и чай. Затем предложила Пуллену пригласить массажистку. Беата вошла в гостиную со скорбным видом. У нее было унылое, невыразительное лицо.