Эсхатон
Шрифт:
Сердце у Дрейка заколотилось. Кровь застучала в ушах. Дышать стало тяжело, будто на грудь положили тяжелую гирю. Он закрыл глаза и думал об Ане, пока не успокоился.
Было ясно, какого ответа хочет Пар Леон. Ана стоила любой лжи. Дрейк слабо покачал головой:
– Ничего особенного. Просто легкую ностальгию. Как шрам от старой раны.
– Замечательно!
– Улыбка Пар Леона была недвусмысленна.
– Это очень хорошо. Болезнь, от которой она умерла, давно уже уничтожена путем тщательного подбора брачующихся пар - говоря по-вашему, при помощи евгеники. Разумеется, женщину можно разморозить, но врачи пока не могут обещать, что сумеют ее вылечить. Однако мы не видим никаких причин к тому,
– Значит, она до сих пор цела?
– Разумеется. Мы сохраняем все криотрупы. Большинство из них нам сейчас ни к чему, но кто может предсказать, какие нужды возникнут у человечества в будущем? «Криоматки» - что-то вроде библиотеки прошлого, к ним можно обратиться в любой момент, когда это потребуется. Возможно, через двести лет кто-нибудь найдет ей применение и сумеет легко излечить ее болезнь. Тогда она тоже станет жить и работать.
– Анастасия где-то рядом?
– Нет, конечно!
– В первый раз за все время Пар Леон, похоже, был шокирован.
– Это потребовало бы непозволительной траты места и энергии. Разумеется, «криоматки» хранятся на Плутоне. Площади там дешевы, охлаждение требуется незначительное, а вероятность побега невысока.
Последняя фраза толкнула Дрейка навстречу будущему сильнее - и больнее, - чем все, что Пар Леон говорил до этого. Как далеко шагнула техника, если людям теперь проще перебросить несколько миллионов тел на обочину Солнечной системы, чем хранить их на Земле? Если, конечно, Плутон по-прежнему остается обочиной системы… Шесть веков. Прошло больше времени, чем от Монтеверди до Шостаковича, от Коперника до Эйнштейна, от открытия Америки до первой высадки на Луне. Ох…
Во взгляде Пар Леона читалась некоторая подозрительность.
– Вы снова спрашиваете об этой женщине. Почему? Вы уверены, что действительно хорошо себя чувствуете? Если нет, несложно провести повторный курс лечения.
Дрейк проклял собственную глупость и постарался улыбнуться как можно благонадежнее:
– Нет-нет, это не потребуется. Я уже начал ее забывать. Как только наберу достаточно сил, я готов приступить к работе.
– Чудесно.
– Но все же Пар Леон поднял указательный палец: - Конечно же, мы с вами будем работать, но только после того, как вы окончательно оправитесь и пройдете необходимое обучение. Для начала вам следует изучить универсальный и музыкальный, а также приобрести знания, необходимые для комфортной жизни в современном мире. В мои обязанности входит обеспечение того, чтобы, расплатившись по долгам, вы нашли себе подходящее место, а для этого вам понадобятся навыки, которых вы пока лишены. Теперь отдыхайте, Дрейк Мерлин. Я зайду завтра или послезавтра. К этому времени вы уже почувствуете себя лучше. И гораздо больше узнаете.
Пар Леон вышел. Медики тут же вынесли откуда-то прозрачный шлем с серебристыми полосками в верхней части и осторожно опустили его Дрейку на голову.
Он тут же потерял сознание, даже не успев почувствовать прохладу пластика.
Когда Дрейк пришел в себя, он мог кое-как объясниться по-универсальному, а также неплохо, хотя и поверхностно, разбирался в том, как живет цивилизация Солнечной системы XXVI века. Уверенность Пар Леона в том, что он быстро приобретет необходимые знания, основывалась на технологии куда более надежной, чем старомодная учеба.
При помощи шлемов обратной связи факты, слова и правила можно было вписывать в мозг почти без перерывов. С языком, особенно разговорным, приходилось труднее - тут требовалась координация голосового аппарата и практика.
Но цивилизация - это не только факты, правила и языки. Кое в чем Пар Леон оказался чересчур оптимистичен. Спустя пару недель Дрейк понял, что некоторые аспекты нового времени ему никогда не постичь, сколько бы он ни прожил.
Взять хотя бы современную науку. Предпосылки, на которых она была основана, ему никак не давались. Впрочем, неудивительно. Ученый из него всегда был плохой. В свое время преподаватели корили Дрейка за то, что он обладает талантом, но не проявляет интереса, все мечтает о музыке.
Но хоть что-то же он должен понять! В конце концов, база науки это всего лишь здравый смысл, доведенный до уровня дисциплины. Однако все труды оказались тщетны - а уж потрудиться Дрейк себя заставил куда сильнее, чем в юные годы.
Преподавательница, которую пригласил Пар Леон, тоже выбивалась из сил. В универсальном, которым ей приходилось пользоваться, не хватало точной терминологии. О том, чтобы выучить научный, Дрейк уже и не думал.
– Мы сталкиваемся с типичной проблемой смещения основной парадигмы.
– Кэсс Лиму была молодой привлекательной брюнеткой. Кто она по специальности, Дрейк не смог постичь даже после многочасовых бесед. Вроде бы девушка занималась обычными картинками, но на выходе почему-то получались численные результаты.
– Скажите, Дрейк Мерлин, имя Исаака Ньютона вам знакомо?
– Конечно. Гравитация и законы движения.
– Верно. Это несложно для нас обоих. Но известно ли вам, что большинству современников его труды казались сущей бессмыслицей? Ньютон ввел понятия абсолютных пространства и времени, казавшиеся им непостижимыми. Для изучения его работ лучше всего применять счисление, которое ученые семнадцатого века считали тонущим в парадоксах бесконечно малых величин. Понадобилось два поколения, чтобы принять новый взгляд на мир и начать ориентироваться в этой системе координат. То же самое произошло и двести лет спустя, когда Максвелл вывел на передний план концепцию поля, и повторилось в двадцатом столетии, когда доминирующую роль стали играть неопределенность и неразрешимость.
– Хотите сказать, что это случилось опять?
– Случилось, Дрейк.
– Кэсс Лиму сочувственно улыбнулась.
– И не раз. Трижды. За шестьсот лет произошло три смещения основной парадигмы. Наше понимание природы отличается от вашего сильнее, чем ваше - от принятого у древних римлян.
– Значит, я буду, как коллеги Ньютона, не способен перейти на новые устои.
– Боюсь, что так. Если только вы не сумеете овладеть концепцией… - Она осеклась.
– Простите. Слово, обозначающее ту идею, что лежит теперь в основе науки, невозможно адекватно передать по-универсальному. Даже общий банк данных не смог подобрать перевод. Но если вы решите всерьез заняться наукой и начать с самых азов, я могла бы вам помочь.
– Не могу. Пока не могу.
– Дрейк не хотел прямо отказывать Кэсс Лиму - вдруг когда-нибудь понадобится наладить с нею отношения.
– Видите ли, следующие шесть лет я должен Пар Леону. Он меня оживил.
– Конечно. Всего шесть лет? Он щедр.
Сама того не желая, Кэсс сообщила Дрейку, что наука - не самое трудное для понимания в «прекрасном новом мире», где он очутился. Рабство тут не существовало, но шесть лет в услужении у другого человека воспринимались как нечто нормальное. Нравственность этого не вызывала вопросов. Дрейк успокоил себя мыслью о том, что Генрих VIII побледнел бы, услышав о том, что во время войны могут гибнуть мирные жители, зато не дрогнув отправлял людей на виселицу или вообще четвертовал. Человечеству редко нужны абсолюты, потому что люди могут существовать почти при любых вариантах этики и запросто их оправдывать.