Эсхатон
Шрифт:
И с этой мыслью рухнули все препоны, стоявшие в сознании. Лишь сейчас Дрейк заметил, что в воздухе пряно пахнет, почувствовал на коже тихий сухой ветерок и услышал, как где-то в коридоре звенит на ноте «ля» вибрирующий металл. Словно все чувства его пробудились после долгих столетий зимней спячки.
Тимсон Сорель говорил:
– Остается лишь один шанс. Ту Анастасию, которую вы знали, оживить невозможно. Однако в ее организме сохранилось много неповрежденных клеток. Ее нетрудно клонировать, после чего заново вырастить и воспитать. Но это будет новая Анастасия. Переписать память из старого мозга в новый нельзя. Ваши прежние отношения будут известны вам, но совершенно незнакомы ей. Вы желаете так поступить?
Невыносимое искушение: вновь увидеть стоящую перед собой Анастасию, ту же яркую, трепещущую…
У нее есть право на новую здоровую жизнь в этом новом мире, восемьсот лет спустя. Он не способен ей отказать.
– Да, желаю.
Ее ждет жизнь. Но не станет той Аны, что знал и любил Дрейк. Это будет новая личность.
Трисмон Сорель убедил его, что прежняя Ана погибла, исчезла навеки. В его словах звучал авторитет восьми веков научного и технического прогресса.
Но…
В глубине души Дрейка зародилось зернышко сомнения. Что скажут медики еще через двести лет? Через тысячу? Через десять тысяч? Наука зашла так далеко, что ни один человек - тем более ученый - не поверит, будто дальше ей идти некуда.
Трисмон Сорель пытался удержать внимание Дрейка. Тот заставил себя слушать.
– Ану нельзя оживить и вылечить. Но мы можем помочь вам самому.
– Мне?
– Конечно. Мы можем улучшить ваше здоровье. Существуют свидетельства, что более двухсот лет назад такая попытка предпринималась, но она, несомненно, не увенчалась успехом. Современная технология позволит избавить вас от навязчивой идеи. С вашего согласия, разумеется.
– Есть ли у меня выбор?
– Сколько угодно. Право на самоопределение вплоть до самоуничтожения принадлежит каждому человеку.
– Трисмон Сорель подался вперед.
– Но скажу от себя лично. Я надеюсь, что вы согласитесь на лечение и станете наслаждаться новой жизнью. Я очень сочувствую вам. В ходе нашей беседы я просмотрел весь банк данных. Ваши страдания уникальны. Подвига, подобного вашему, никто не совершал.
– Я не страдал.
– Дрейк принял решение.
– И знаю, чего хочу.
– Говорите.
– Создайте клон Аны, как и предлагали.
– Это будет сделано. А чего вы желаете для самого себя?
– Остаться здесь до тех пор, пока не смогу убедиться, что клонирование идет нормально. После этого я уйду.
– Уйдете?
– не понял Сорель.
– Но куда? Мы можем предложить вам все, что только пожелает ваше сердце.
– Нет. Вы не можете вернуть мне ту Анастасию, которую я люблю. А больше мне ничего не нужно. Верните меня в «криоматку» и положите рядом тело Аны.
– Но я же сказал вам, что настоящая Ана, которую вы знали, мертва. Разрушено слишком много мозговых клеток. Аны нет.
– Ее нет. Но где она?
– Этот вопрос лишен смысла. Куда девается ветер, когда он больше не дует, или аромат засохшего цветка?
– Так кажется сегодня. Но когда-нибудь ответ может быть найден. Вы сказали, что я могу сделать любой выбор. Мое решение просто, и я его повторяю: хочу, чтобы меня поместили в «криоматку» на Плутоне. Есть у меня такое право?
– Есть.
– Трисмон Сорель не скрывал неловкости и разочарования.
– Отрицать его я не могу. Но прошу вас переменить решение. Вы можете вернуться в криосон на любой срок, но когда вы пробудитесь? Через сто лет? Через пятьсот?
– Не знаю. Перед заморозкой я хочу оставить следующие инструкции: меня следует оживить, когда в базы данных поступит информация, позволяющая восстановить изначальную личность Анастасии. Не раньше.
– Должен быть с вами честен: я полагаю, что ваш сон будет вечным.
– Придется рискнуть. Мне случалось идти и на больший риск. Можем ли мы начать?
– Если вы настаиваете.
– Трисмон Сорель поднял руку. Дрейк тут же встал из кресла.
– Но есть еще кое-что. Пока мы с вами беседовали, имело место мысленное собрание, в котором участвовали все люди, находящиеся в пределах уверенной достижимости сигнала. Они пришли к следующему выводу. Ваша просьба будет удовлетворена, но при одном условии: в будущее вас будет сопровождать спутник, точно так же, как своего спутника имеет каждый из нас.
– Мне не нужна ни одна женщина, кроме моей Аны. И ни один мужчина.
– Мы не обрекли бы на подобное живого человека - ни мужчину, ни женщину. Ваш спутник не ляжет в криохранилище. Это будет служитель, запрограммированный на выполнение ваших приказов, точно такой же, как мой.
– Трисмон Сорель указал на маленький шарик на колесах с головой-метелкой, неподвижно замерший возле него.
– Пока его услуги вам не понадобятся, он будет отключен и появится, как только вам станет нужен помощник. Сорель встал.
– Теперь идемте со мной. Подготовка к клонированию Аны уже начата. Пока длятся нужные процедуры, я познакомлю вас с многочисленными достоинствами роботов класса служителей и вы выберете внешний вид и название для своей личной модели.
Проснулся Дрейк легко и безболезненно, сознание вернулось сразу. Значит, произошла ошибка. Наверно, его не заморозили и он очнулся, как только кончилось действие асфанила.
Он поднял веки, ожидая увидеть стены криолаборатории и знакомое лицо Трисмона Сореля. Но вместо этого обнаружил, что полулежит в глубоком кресле. Напротив сидела женщина с жесткими чертами, черными волосами и по-цыгански смуглой кожей. Она пристально разглядывала Дрейка. Когда он открыл глаза, женщина молча кивнула ему.
– Что случилось?
– Во рту у него пересохло, но не больше, чем обычно после транквилизатора.
– Почему меня не положили в «криоматку»?
– С чего вы взяли?
– Она подняла густую черную бровь.
– Не верите в прогресс? Времена уж не те, с варварством покончено. Теперь разморозка не болезненнее, чем пробуждение от обычного сна.
Говорила она не на универсальном, а по-английски, причем без малейшего акцента.
Дрейк огляделся. Последнее, что он помнил, - стерильная криолаборатория глубоко в недрах Луны. Теперь же за длинным окном виднелся песчаный пляж и морские волны. Снаружи было ветрено. Дрейк слышал, как о стены здания бьются порывы ветра. Вдалеке блестели на солнце снежные пики гор.
– Сколько прошло времени?
– А я-то надеялась, что этот вопрос можно будет отложить.
– Женщина вздохнула.
– Вот глупая ошибка. У вас и по записям видно, что все внимание на одном сфокусировано. В общем, времени много прошло - пожалуй, куда больше, чем вы хотели. Двадцать девять тысяч лет.
Этого должно хватить, чтобы придумали, как возродить Ану.
Двадцать девять тысяч лет - больше, чем вся письменная история человечества до времен Дрейка. Он озирался, не веря своим глазам. Как и в прошлый раз, Дрейк постарался приготовиться к чему угодно, к любым изменениям. И вновь был поражен. Меньше всего он мог ожидать, что ничего не изменится. Но комната, где он находился, мало чем отличалась от обычной гостиной двадцатого столетия. Пейзаж за окном мог бы принадлежать любому из тысячи курортов Земли.