Эшелон сумрака
Шрифт:
– Пусть передаст второй, что крыша для неё открыта и безопасна, – очередной смешок и глоток вина, – если в «передаче» есть необходимость.
Он поднялся с места, оставил бокал на столе и двинулся к выходу.
– Как прикажете, милорд, – поспешно сказала ему Веста, всё так же глядя на меня в упор.
А после хлопка тяжёлой двери неожиданно кивнула мне, поджала губы и выдохнула. Её руки забегали по переднику, нещадно комкая последний, а ноги донесли её до табуретки, на которую она практически завалилась. Её седые брови съехались в одну, говоря мне о том, что ничего хорошего ждать не придётся. Так и вышло.
– Видала
И столько смысла она вкладывала в это последнее слово, что оно мне показалось самым важным. А сколько мольбы я читала в её глазах? Столько сам Всезнающий не видел за всё время!
– Я не пойду, – сказала ей я.
Честно и открыто. Так же честно, как была я правдива, когда рассказывала всем свою историю. Так же честно, как солнце восходит на западе, а луна на юге.
– Шагай спать, – прошептала она мне, – и забудь про этот проклятый люк.
Я даже опешила, вмиг поняв, что не одна заметила его.
– Ты… – начала было я, но была перебита её тихим и нерешительным:
– Всего один раз, – тяжелый вздох, – заглянула и попалась на глаза старой управляющей. А после наказания повзрослела – изменилась и выросла из девичьего платья. За семь то лет.
Она опустила взгляд к полу.
– А его голос нет. Не раз слышала его в столовой, – уголки её губ дернулись вниз, – отвечала только через стену, когда спрашивали. Но он не сменился за все эти годы. Не постарел, как я. Ни на год.
Я сделала шаг к ней, но остановилась.
– Ты видела его лицо? – из горла вырвался лишь шёпот, – хоть раз?
Она помотала головой в отрицании.
– Маску со стороны, да плащ тёмный, – взгляд на меня, – как и все. Так что не лезь в печь, если не уверена, что не сгоришь, Лу. Иди спать.
Я кивнула ей и снова подошла к двери.
Голос не постарел? За семь лет? Возможно ли это? Неужели и в самом деле проклятье? Но если… она не решилась подняться, то значит и не слышал он её голоса. А мой слышал. И звал ещё. Не знаю, смогла бы я вообще говорить с ним, если я даже сейчас струсила сказать ему, что это я.
Шаги по пустому вагону и я застыла. Замерла напротив того самого люка. А вдруг меня там ждет наказание? Веста права, говоря, что лорд не знает, кто именно из нас с Шагой был на крыше. Значит я могла сделать только хуже, или наоборот – я могла поговорить с самим лордом Эшелона сумрака!
Но я боялась. Потому и прошла мимо, почти побежав в следующий вагон. Слишком страшно было решиться на что-то подобное, пусть даже впереди могло быть самое настоящее волшебство. Потому что… хоть одна низшая слуга могла похвастаться приглашением на разговор от самого лорда?
Глава 4
Спать я легла с тяжёлой головой и зажатой меж пальцев пружиной. Иногда мне казалось, что я способна вырвать её с корнем, а иногда, как сейчас, что она является моей последней ниткой с реальностью.
Реальность мне не нравилась. Каждый лучик её солнца был не таким ярким, как он представлялся в моей голове. Каждое её движение ветра не несло той свежести, что могли принести мои мысли. Но я верила в её изменения. Видела то, как меняется она уже сейчас – ступив в железное нутро поезда мир приобрёл краски, даря мне свежий воздух с невозможным ранее сменяющимся видом из окна и с новым днём, шагающим в новое будущее.
Вот только последующие три были тягучими и липкими, как мёд, добавляемый Вестой в очередной пирог, как мои мысли, остановившие свой бег только на одном слове. «Крыша» и больше ничего.
Мне казалось, что я теряю огромный шанс обрести мир в душе. Пусть он и был призрачным, словно этот самый поезд в начале моего пути, однако различимый и ясный, как полярная звезда на закате.
Меня удерживал страх, но манила неизвестность.
И я поддалась ей – на четвёртую ночь после того, как лорд пришёл в солдатскую столовую, я вновь поднялась на крышу Эшелона. Ботинки в этот раз снимать я не стала: мы быстро двигались на север, из-за чего все эти дни за окнами лил дождь, а вечером начинался легкий мороз – вода покрывалась корочкой льда, и на утро везде была изморозь. Я подумала об этом, когда накидывала на плечи собственное старое платье, потому что других вещей у меня не было, а ветер здесь ещё с прошлого раза запомнился мне своей силой.
Ботинки скользили подошвами, почти не цепляясь за зазубрины крыши, но я всё равно упрямо шагала в сторону того самого вагона, в тайне надеясь, что он будет в нём. Сколько вагонов принадлежат лорду, я не знала, как не знала на каком именно я сидела в прошлый раз. Вполне возможно это была столовая с тяжёлым дубовым столом и кривыми резными ножками или спальня с большой кроватью и кучей накидок на деревянных перилах, или даже гостиная с кучей мягких обитых бархатом кресел. Я бы хотела хоть раз побывать в такой обстановке, которую описывала мама на полях нашей с ней книги. Могла ли она видеть это своими глазами, или же прочитала в других своих книгах, однако я верила её словам и представляла себе всё очень красивым, обязательно красным, с золотыми вышивками и удивительной мягкостью тканей и мебели. Разве стал бы богатый аристократ жить в такой же тёмной деревянной лачуге со старой скрипучей лавкой, кажущейся обшарпанной, даже когда она только выбелена печью и земляным полом? Нет. У его жилища должны быть тканевые приятные стены, деревянный пол из досточек и может быть даже стекло на окнах, как в некоторых здешних.
Ветер трепал укутанные в ткань второго платья волосы, я шла, прикрываясь рукой от его потоков, и мерила шагами длину поезда – это помогало отвлечься от переживаний. Я умела считать до десяти: увидела номера страниц и слышала их звучание от нашего старосты, но этого было удивительно мало, чтобы пройти даже половину поезда. Этого было мало, даже чтобы пройти один вагон!
Вновь те две железные трубки, которые, как оказалось, тянулись по всем вагонам, что были в самой середине Эшелона. Я села на одну из них, подобрав под себя ноги и обняв их руками. От этого стало заметно теплее и комфортнее, словно теперь я была защищена от всего на свете. Было бы здорово, если бы на самом деле всё так и было.