Эскортница
Шрифт:
Пётр пожимает плечами.
«Напиши, как освободишься, — падает на телефон от Адель. — Подкину, малыш».
«Я уже, — печатаю. — Мы ограничились ужином, я у ресторана».
«Поняла, жди».
Сердце из груди выпрыгивает, бьется, трепещет. Через десять минут я забираюсь на заднее сиденье мерса, Адель просит водителя ехать, поворачивается ко мне и выпаливает:
— Что-то случилось? Почему сорвалось?
— Он передумал. Мы поели и разошлись.
— Заплатил?
— Нет. Ничего
Вздыхаю. Щеки так и горят. Я не могу успокоиться и вряд ли смогу в ближайшее время. Ребра болят, все тело болит. Мне так жаль, что мы с Артёмом столь сильно поссорились!
— Нам нужно поговорить.
— Да, зайчик, нужно, — соглашается Адель. — Не получается у тебя как следует работать. Я очень расстроена.
— Не получается, — охотно подтверждаю. — Я пыталась, честное слово, но не могу. Я влюбилась, и это сильнее меня. Я лучше умру, чем с другим лягу. Спасибо тебе за помощь и отзывчивость. Я должна четыреста двадцать тысяч. Завтра же продам телефон, добавлю из сбережений и отдам сто. Оставшиеся триста двадцать в течение года. Понимаю, что сумма бешеная, но я готова быть полезной иначе. Если нужно, в твоем салоне буду убираться каждый день, дополнительно, просто так. Деньги все отдам до копеечки.
— Почему-у четыреста двадцать? — тянет Адель. Достает телефон, открывает заметки. — Галюсь, ты должна четыреста двадцать, но я одолжила их тебе с учетом, что за каждую заработанную копейку буду получать процент как менеджер.
— Что?
— Конечно. Поэтому добавляем к долгу сорок процентов, плюс сегодняшнюю неполученную сумму... Кроме того, я планировала сделать Петра постоянником, за него поручился давний друг. Что же ты такого сказала, если он просто ушел? — Адель смотрит с раздражением. — Так нельзя делать, малышка. Ни в коем случае нельзя обижать клиентов. Мне придется тебя оштрафовать.
Пытаюсь сделать вдох, но не получается.
— Я его не обижала. Пётр и не планировал становиться постоянным клиентом. Он признался, что это не его.
— Семьсот восемьдесят у меня получилось. — Она показывает калькулятор.
— Сколько?! — переспрашиваю. В висках стучит ужас. — Адель, я... это космическая сумма.
— Ты сможешь мне ее отдать сейчас? Наличными.
Начинает трясти. Машина летит по пустой дороге, я не понимаю, куда мы едем. Думала, к общежитию.
— Мне нужно позвонить.
Адель неожиданным движением вырывает телефон и бросает в свою сумку. Мерс снижает скорость, подъезжая к одному из магазинов. На переднее сиденье забирается мужчина. Еще один садится слева от меня, грубо двигая в середину. Сжимает плечи. Я оказываюсь в капкане. Охватывает такая дикая паника, что не могу пошевелиться.
Ошиблась. Боже, как сильно я ошиблась.
— В полицию? У меня там связи такие, что ты и представить не можешь, — окатывает льдом Адель.
— Нет, и мысли не было. Я попробую найти деньги. Только, пожалуйста, не нужно.
—
Адель разочарованно качает головой и выходит из машины.
Глава 46
Около двух месяцев спустя
Артём
— Артём Иванович, вы будете сегодня? В десять начало.
— Я же пообещал. Еду.
— Как здорово! Мы вас очень ждем! — Секретарь Борисова радуется вполне искренне. — Очень-очень! Аудитория будет битком.
Я редко выступаю перед студентами, но, как говорит одна моя хорошая знакомая, если жизнь и государство одарили знаниями и неким опытом, изволь поделиться. Иначе существо ты практически бесполезное. Да и когда идет четвертый десяток, невольно начинаешь задумываться о будущем страны и мира. А иногда еще и о совести.
— Может, опоздаю на пару минут. Но это максимум.
— У нас все готово!
Светофор дает зеленый, я выжимаю педаль газа, и машина рвет с места. Включаю музыку громче. Года три назад уже вел лекции, тогда адреналин впрыскивался, было интересно, волнительно. Сейчас по большей части ровно. Когда понимаешь, что твои знания и достижения реально стоящие, признание других воспринимается как должное. Нет восторга по поводу того, что кто-то хочет у тебя поучиться. Скорее, прикидываешь, есть ли у тебя на это время.
Оставив порш на парковке, я первым делом иду в деканат, где мы с Борисовым пьем кофе.
— Ну как ты? — спрашиваю, разместившись в кабинете бывшего препода, а ныне замдекана.
Борисов вел у меня предмет на старших курсах. Мы хорошо общались и продолжили дружбу после окончания.
— Пришел в себя? Руки дрожат.
— Заметил? Неделю в завязке. Пока тяжко, тянет напиться. Душа внутри ноет, просит. — Он делает взмах рукой. — Бабы! С такой сукой, как моя, разводиться — себе дороже. Я уже мириться готов, а она теперь не хочет. Представляешь? Ведьма!
Я смеюсь, запрокинув голову.
— Юльке палец в рот не клади. Оторвет до локтя.
— Капец! Что она про меня рассказывает! Ты слышал? Да слышал! Все слышали! И не смущает, кто я и какую должность занимаю! Бабло требует за молчание. При этом сама в постели — никакая! Видеть не могу. И не объяснишь же ничего, не докажешь! Не слушает! Вот скажи мне, Истомин, свое мнение: где были мои глаза, когда женился на этой клуше?! О чем думал?!
— Постараюсь угадать… — Делаю глоток черного кофе. — Ты выбирал жену под вполне четкие задачи: чтобы была верной, скромной, послушной, домашней. И жил не тужил, зная, что она никуда денется и имущество пилить не придется. Прости, но раз мы откровенно: полагаю, брал девственницей?