«Если», 2005 № 11

Елисеев Глеб

Каждый понимал: это лишь временная отсрочка. За разгерметизированным сектором А придет черед секторов Б, В, Г и так далее. А на секторе К главная лунная постройка Роскосмоса попросту кончится, и рушить станет нечего. Кое-кто из десятков находящихся в куполе людей, возможно, и уцелеет, укрывшись в лунокаре или втиснувшись в скафандр. Естественно, немногие. Только те, кто сообразит, что происходит нечто неординарное, и близко к сердцу примет клич «спасайся, кто может», не потеряв при том головы. Много ли таких наберется? Вряд ли найденыш понимает,

как легко он способен угробить кучу людей. Генеральный секретарь видел его недолго, но успел составить мнение: то ли преданное хозяевам домашнее животное, то ли капризный ребенок. Казалось бы, от одного до другого дистанция огромного размера, но есть и общее: данным существом управляет не разум, а эмоции и эти, как их… инстинкты.

— Ну и что мы теперь собираемся делать? — Гутьеррес прятал эмоции за насмешливым тоном. — Какие будут мнения?

Гендиректор потел и нервно облизывался.

— У меня наготове корабль, — сознался он. — Правда, маленький. Моя личная яхта. Четверых он не поднимет, а двоих — вполне…

И, не в силах выбрать, он переводил взгляд с Гутьерреса на Тютюника и обратно.

— Отставить! — скомандовал маршал. — Дайте мне связь, и я подниму все войска и всю технику, что есть в Гассенди. Чужак будет захвачен, это я обещаю. В худшем случае он будет захвачен мертвым, вот и все.

Рубленое лицо генерала Хеншера демонстрировало полную солидарность со словами командующего.

О чем думал Гутьеррес, осталось неизвестным. Возможно, о том, что убийство инопланетянина, пусть даже забравшегося в чужие владения, не самый лучший прецедент для слабой земной цивилизации. Или о том, что военные забрали себе чересчур много власти и тщатся забрать еще больше. Не исключено, впрочем, что Генеральный секретарь в ту минуту перестал быть политиком и размышлял исключительно о вариантах личного спасения. Не будем его винить, все мы люди.

К тому же наилучшее решение нашел именно он. И не в этот момент, а несколько раньше.

— Пригласите-ка сюда командира «Вычегды», — повторил он приказание. — Да поживее. Хоть из душа.

Никто не отреагировал. Но если гендиректор Роскосмоса временно утратил способность соображать, то маршал и генерал, мгновенно все уразумев, не проявили ни малейшей прыти к исполнению.

Повисло молчание. И Анхель Гутьеррес понял, что время дипломатии кончилось.

— Вы слышали, что я сказал? — ледяным тоном осведомился он.

— Так точно, — кивнул Тютюник.

— Так исполняйте!

— Командир «Вычегды» все испортит. Этот двоеженец ведет какую-то свою игру. Поручите эту операцию военно-космическим силам.

— Это отказ? — голос Гутьерреса зазвенел.

— Это совет и просьба.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, маршал, а просьбы рассматривают в моем секретариате. Напомнить вам, кто является Верховным Главнокомандующим?

— Позволю себе заметить: де-юре, но не де-факто. Право отдавать мне приказы вы получите только при объявленном военном положении.

Для тренированного на поприще юридического

крючкотворства Генсекретаря не составило труда мгновенно проанализировать позицию маршала. Гутьеррес нашел эту позицию шаткой, но все же кое-чем прикрытой. Нельзя ведь составить пятисотстраничный текст Устава Унии Наций так, чтобы в нем не нашлось места двусмысленностям! Оказывается, не только юристы да дипломаты умеют плавать в подобных текстах, как рыба в воде. Кто сказал, что военные не способны учиться? Вот вам! Налицо открытый бунт, и если даже впоследствии удастся притянуть маршала к ответственности, он, скорее всего, вывернется.

Сие, впрочем, будет зависеть от последствий…

— Ну так я объявлю его! — загремел Гутьеррес. — Вы забыли, что я имею на это право? Статья девяносто вторая Устава Унии Наций, параграф первый. Освежить вашу память?

— Вы вправе объявить военное положение, — согласился маршал Тютюник. — Ваша проблема в том, что через пять, максимум — десять дней Генеральная ассамблея отменит его в силу неадекватности повода. Как долго после этого вы пробудете на своем посту? Месяца полтора?

— Вас это не касается!

— Так же, как не касаются и ваши приказы, отданные в отсутствие военного положения. Валяйте, объявите его.

— А время-то уходит, — тоскливо проныл гендиректор. — Сейчас этот поганец уже вторую дверь, наверное, доедает…

Никто не обратил на него внимания. Маршал Тютюник насмешливо молчал, генерал Хеншер чуть заметно улыбался, а Гутьеррес мысленно считал до десяти. На счете «восемь» он прервал это занятие.

— Хорошо, маршал, вы меня убедили. Теперь вам осталось убедить меня не предавать огласке дело о закупке серии перехватчиков типа «Громовержец». Надеюсь, вы легко справитесь с этой задачей?

Гендиректор и генерал навострили уши. Зато маршал внезапно побагровел.

— На что это вы намекаете?

— На то, что после огласки я буду вынужден — заметьте, вынужден — назначить комиссию для официального расследования имевших место злоупотреблений. Ходят слухи о сговоре между высшими армейскими чинами и компанией «Спейскрафт». Лично мне нет никакого дела до того, чьи имена всплывут, кто брал взятки, как делился «откат» и почему на вооружение космофлота было принято негодное изделие. Поверьте, совершенно никакого. Ни малейшего. Я уже сейчас умываю руки.

— Чушь и ересь! — взревел маршал Тютюник. — Ваши источники информации сами нуждаются в проверке. Ну хорошо, будь по-вашему. Только имейте в виду, я подчиняюсь исключительно ради интересов дела. Считайте это жестом доброй воли с моей стороны.

— Очень тронут, — иронично покривил губы Гутьеррес.

— Время! Время! — взвыл гендиректор.

8.

Судьба подарила Максиму Волкову день, донельзя насыщенный эмоциями. Сперва преобладала тревога за найденыша. Она чуть отлегла во время посадки и загорелась с новой силой на пути от корабля к апартаментам начальства. Тревога — и предчувствие беды.