«Если», 2005 № 11
Шрифт:
Дядя Матвей… Сейчас Максим уже не мог точно вспомнить, кто дал гостю имя May — Карина или Барбара? May — от Маугли. Аналогия напрашивалась сама собой. Звездный гость, человечий воспитанник, чужой среди своих… Одна только беда: круг «своих» сузился до размеров семьи. Для прочих May был либо дядей Матвеем, либо черным догом по кличке Маркиз. Странно ведь называть собаку May — люди подумают, что хозяин дразнит пса, изображая кошачий мяв, или попросту не в своем уме. Кое к чему Максим успел уже попривыкнуть, но все еще не любил выставлять себя дураком. Да и кто это любит за просто так, без вознаграждения?
С вознаграждениями было
И было бы ради чего! Первые недели и даже месяцы Максим не находил ответа на этот вопрос. Неужели только для того, чтобы оставить с носом военных и политиков? Вот уж воистину достойная цель! Зато остался безработным с неясными финансовыми перспективами. Компенсация, к счастью, получена, но уже, считай, проедена…
Так ради чего? Контакта как такового? Очень надо! Может, просто ради любопытства? Уже теплее. Что там такого особенного, в созвездии Змеи? В чем состоит уникальность местных условий? Хорош уголок Вселенной, где не вмешательство свыше, не разгул тонких технологий, а самая что ни на есть естественная эволюция породила живые и разумные космические корабли!
Да если бы только корабли! Надо быть слепым или умственно ущербным, чтобы не видеть: способности серпентийцев значительно шире! Вот если бы их использовать на благо, во-первых, человечества, а во-вторых, лично себя как малой, но неотъемлемой части того же человечества!..
Обидный, но правильный вопрос: хватит ли для этого ума?
— На каком принципе вы летаете? — допытывался поначалу Максим, решив начать с малого.
— Не могу ответить. Нет адекватного понятия в вашем языке.
Исчерпывающе…
И речи не могло быть о том, чтобы напустить на серпентийца толпу ученых исследователей. Оставалось принять гостя таким, каков он есть. Начитавшийся научно-популярной литературы Максим утешал себя соображением: ведь Солнце — «поздняя» звезда. Миллиарды лет до того, как она зажглась, в Галактике светили другие звезды. Четыре миллиарда лет эволюции живой материи на Земле — много ли? А как насчет десяти миллиардов? До чего могла дойти жизнь за такой срок?
Приходилось сначала наблюдать, а потом уже спрашивать. Понять ответы удавалось не всегда, и Максим не знал, когда в самом деле нет нужного понятия ни в одном из человеческих языков, а когда May укрывается за этой словесной формулой, не желая отвечать.
Зато сделать приятное детям он никогда не ленился. Вырастить любую игрушку? Легко. Разжечь в мангале яблоневые дрова для шашлыка? Пожалуйста. Под радостный визг Вовки и Петьки дядя Матвей добывал огонь из собственной ладони. Мало шашлыка? Нет проблем: серпентиец зачерпывал пару горстей земли и спустя несколько секунд отпочковывал от себя несколько превосходно заквашенных кусочков вырезки — бараньей, свиной или говяжьей, на выбор. Жены поначалу брезговали таким мясом, потом привыкли, а Максим понял, что в случае чего его семейство с голоду не умрет. May мог изготовить любой продукт, хоть мамонтятину, если бы хоть раз имел возможность прикоснуться к ней.
Лишь сухое белое вино, столь уместно дополняющее шашлык, Максим никогда не доверял фабриковать серпентийцу — покупал сам. Идентичность идентичностью, а принципы — принципами. Пить на дармовщинку? Никогда. Кушать даром? Можно, но только
Когда шашлык был съеден, а вино выпито, Максим, улучив минуту, спросил у игравшего с детьми серпентийца:
— А сделать что-нибудь живое ты можешь?
— Попробую.
Рука дяди Матвея метнулась с быстротой кобры, схватив порхавшую над кустами ежевики бабочку-лимонницу. May разжал ладонь — бабочка взлетела. Еще секунда — из ладони выросли желтые трепещущие крылышки. Бабочка-копия пошевелила усиками, вспорхнула и полетела искать нектар. May улыбнулся.
— Ты чего?
— Щекотно.
— Значит, живое ты можешь, — задумчиво констатировал Максим. — Давай-ка отойдем… Эй, младшие, поиграйте пока без дяди Матвея… Она настоящая? Не умрет через пять минут?
— Нет, если стриж не съест.
— А если съест, то, надо думать, не отравится… Ладно, верю. Убедился. А как насчет себе подобных? Извини, я просто обязан задать тебе вопрос: ты можешь размножаться?
В ответ May пожал плечами совершенно по-человечески:
— Вы же можете…
— Гм. Да, конечно. Но у нас это происходит иначе.
— Я знаю. Что ж, каждое существо чем-то отличается от других. Это нормально. И наверное, у каждого способа размножения есть свои преимущества.
— Бесспорно. — Максим ошарашенно почесал в затылке. — Ну и в чем же преимущества твоего способа?
— В полном контроле над процессом. Была бы пища, а уж что с нею делать, я решаю сам. Например, я мог бы съесть вашу Луну, а затем разделиться на миллиарды идентичных или не очень идентичных особей. А мог бы остаться единым организмом размером с естественный спутник вашей планеты. Правда, это довольно утомительно. Мог бы разделиться на две части, как делятся ваши амебы. Мог бы на три, на четыре и так далее. А мог бы сбросить излишек материи мертвым грузом, без размножения. Естественно, с дефицитом массы. Я слышал, люди знают: любой процесс требует затрат энергии.
— Что? Ты мог бы съесть Луну?!
— Только в случае крайней необходимости. Она невкусная, я пробовал. Кроме того, повышенная собственная гравитация доставит неудобство моим внутренним частям.
— И мог бы разделиться на миллиард организмов?
— Господь велел делиться, как я слыхал. Но почему-то в вашем мире его слушаются лишь амебы да инфузории.
— Он это говорил в другом смысле.
— В самом деле? Ладно, допустим. Но я мог бы. Конечно, я не стану этого делать. Съесть астероид, грозящий столкновением с вашей планетой, — иной разговор. Почему-то вы, люди, очень боитесь этих астероидов. Придумали даже специальный астероидный патруль, чтобы вовремя раздробить на куски несчастное небесное тело. Оставьте: не стоит оно того. И потом: можно ли защищаться от удара ценой загрязнения околоземного пространства радионуклидами, которых вы тоже боитесь? Не понимаю. Вы вообще очень странные существа.
— Вы тоже. Даже если оставить в покое ваш способ питания… Кстати, чем ты питался, когда летел в одиночестве в космосе? Извини, это я напоследок, больше не буду.
— Межзвездной пылью, а затем межпланетной. Межпланетной пыли больше, чем межзвездной, но все равно я здорово проголодался и почти утратил способность к самостоятельному движению. Твой корабль подвернулся мне очень вовремя, спасибо.
— Пожалуйста. Но ты не ответил: ты в самом деле мог бы размножиться на сколько угодно частей? И что, все они будут независимыми особями?