«Если», 2009 № 06
Шрифт:
Лорен была права. Я тренировал нуклеотидные цепочки расщепляться и воссоединяться в ответ на двоичные сигналы, обучая их логические элементы считывать последовательности нулей и единиц, передаваемых от АЦП, который регистрировал ЭОГ-реакции глаз Сары и энцефалограммы, передаваемые с ленты на ее голове. Все эти усилия были направлены на то, чтобы заставить наноткань разрезаться и менять форму в ответ на формы и фасоны, возникающие в голове Сары. Но Лорен заметила то, что я упустил: с какой бы скоростью наноткань ни меняла форму, она продолжала оставаться куском ткани…
— Нам нужен материал, — сказала Лорен, — способный воспроизводить несколько уровней твердости и эластичности: вещество, способное воспроизвести шорох нейлона на бедрах Сары и твердую опору трехдюймовых каблуков у нее под пяткой, причем одновременно.
— И что ты предлагаешь? — спросил я Лорен, когда двери лифта с шипением разошлись и мы вышли в инженерную лабораторию.
Наверное, Лорен хакнула мою базу данных, потому что сразу подошла к моему терминалу и начала выводить схемы, которые я никогда прежде не видел: молекулярные структуры, которые я с трудом анализировал.
— Работали когда-нибудь с электрореологическими жидкостями? — поинтересовалась Лорен, прокручивая на экране структуры нескольких молекул. — Взгляните-ка на эту: суспензия в силиконовом масле частиц полиэтиленоксида с сетчатой структурной матрицей. Эта сетчатая матрица почти точно такая же, как у нуклеотидных нитей, использованных в вашей наноткани.
Я кивнул:
— Верно, но только мои нанонити не используются в виде суспензии в силиконовом масле. Жидкая основа не подходит, Лорен. Я не могу допустить, чтобы Сара явилась на банкет в платье, которое течет.
— Ладно, Нат, — улыбнулась Лорен. — Но взгляните-ка сюда: когда ЭРЖ помещают в электрическое поле — хватает всего нескольких микровольт, — она превращается из жидкости в твердое вещество… причем эластичное вещество… менее чем за микросекунду.
И Лорен провела демонстрацию. Я смотрел на ЭРЖ. Сперва это была мутная коричневато-серая жидкость. Внезапно, повинуясь команде Лорен, она встала по стойке смирно и превратилась в дрожащий комок протоплазмы, потом снова расплавилась в жидкость, когда Лорен выключила слабый ток. Лорен показала, как, изменяя полимерный компонент ЭРЖ, она может влиять на ее эластичное состояние, делая бывшую жидкость гибкой, будто латекс, или твердой, словно корсет из китового уса.
— Идеально подходит как основа для целой линии нанотехнологических корсетов, — с гордостью подвела итог Лорен.
— И как скоро я смогу увидеть этот эффект в рабочих образцах? — спросил я.
— Я, право, думала, что вы никогда не спросите, шеф. Я уже приготовила два разных полимера: 40 процентов этиленоксида в матрице с 60 процентами диметилсилоксана. У меня руки чешутся познакомить их с вашими нуклеотидами.
Таланты Лорен начали меня изумлять:
— А я-то полагал, что мы взяли тебя на работу как практиканта-компьютерщика.
— Правильно. Но спорю на что угодно — вы не знали, что у меня наполовину готова докторская по биохимии.
Я вошел в систему со своим паролем и разослал по локальной сети служебную записку, уведомляя все соответствующие отделы, что Лорен
— Ладно, — подвел я итог. — Держи меня в курсе работ с культурами ЭРЖ. Только проследи за тем, чтобы хотя бы две партии моих нуклеотидов остались неизмененными, соответствующими моим исходным параметрам. Если что-то пойдет не так, я хочу сохранить первоначальный рецепт своей нанонити. Так, для подстраховки, чтобы было с чем начать сначала.
— Да что может пойти не так? — снова улыбнулась Лорен.
— Этот вопрос задавал каждый лаборант… как раз перед взрывом, — ответил я.
Потом вернулся к лифту и нажал кнопку этажа лаборатории биохимии.
Пока лифт ехал, я мысленно просмотрел список текущих дел. Мы все еще не испытали наноткань на токсичность по отношению к человеческой коже. А я не мог подвергнуть тело Сары прямому контакту с непроверенным веществом. Я планировал запустить компьютерные симуляции контакта наноткани с виртуальной репликой человеческой кожи, а затем испытать настоящую наноткань в контакте с лабораторными культурами кожной ткани. Если эти проверки завершатся успешно, я планировал испытать образец наноткани в контакте с кожей человека-добровольца. А поскольку я не искал добровольцев, оставался единственный кандидат — я сам.
Когда я вошел в помещение с регулируемой температурой, где стояли баки с культурами нуклеотидов, то почувствовал — что-то не так. Спиной ко мне сидели два лабораторных халата и сшитый на заказ костюм. Я узнал Сару и Грега. Потом шикарный костюм повернулся, и я увидел самодовольное лицо Барта Риджфилда. Теперь я точно знал — тут что-то не так.
— Что здесь происходит? — Я пронзил взглядом Сару и Грега. — Вам сейчас полагается сидеть в проекционной и работать с изображениями. — Я обратил пылающий взгляд на Риджфилда. — Поскольку я директор лаборатории, не соизволите ли вы ответить, почему вы здесь без моего разрешения?
— Не пытайтесь использовать свое служебное положение, Левински, если не хотите, чтобы я лишил вас финансирования, — презрительно усмехнулся Риджфилд, высокомерно задрав до синевы выбритый подбородок. От природы ему досталась одна из тех идеальных челюстей, которые действительно заслуживают открытого перелома. — Сара рассказывает мне о продвижении ее проекта по наноткани.
Ее проекта? Я напрягся. Сара немало внесла в проект — предложила несколько идей и подолгу упорно трудилась в лаборатории, — но этот проект с самого начала был моим детищем, и внедрение чьих-то идей всегда происходило под моим руководством. Тут я заметил еще кое-что из того, что я не разрешал, — на голове у Сары была кибернетическая тиара. Я разглядел и тонкие кабели ЭОГ, закрепленные у нее над бровями прозрачной клейкой лентой. Грег настраивал аналого-цифровой преобразователь.