«Если», 2011 № 04
Шрифт:
Вук Милич, владелец магазина, появился из внутренней двери. В отличие от большинства своих клиентов, он дилетантом не был. Дипломированный стригой, выпускник высшей шоломонарии в Сармизегетузе, он предпочел карьере сравнительно спокойную жизнь хозяина жертвенного магазина.
Насколько знала Зоряна, господин Кадоган был приятелем шефа с давних лет. Он-то карьерой не пренебрегал и работал на Коллегию волхвов — или как это у них там в Альбионе называется. В Трансбалканию наезжал в командировки и во время визитов в Светоград заходил повидать старого друга.
Они и вправду
— Привет, старина. Как здоровье?
— Не жалуюсь. А твое?
— Могло быть и лучше. Ну что, зайдешь ко мне?
— Сварить кофе? — предложила Зоряна.
— Не надо, я сам.
Кадоган достал юкатанскую сигару, пока Милич в маленькой кухоньке готовил кофе. Хозяин предпочитал курить трубку. А гость, признаться, предпочел бы чай, но, будучи за границей, с уважением относился к местным обычаям.
Они были знакомы со студенческих лет. Брайс Кадоган приехал в Сармизегетузу из Акве-Сулис по обмену. Вернувшись, поступил на службу и сейчас был чиновником при Большом круге друидов Альбиона. Вук Милич не сомневался, что сюда он прибыл по поручению своего руководства, и все же, разлив кофе по чашкам, спросил, соблюдая приличия:
— Ты в отпуске или по служебным делам?
— По служебным. И, возможно, мне понадобится твоя консультация.
— Вот как? По части вызова ты всегда был сильнее меня. Я, по правде говоря, давно забросил это дело…
— Да, но ты специалист по жертвам. И специфика может быть местная.
— Не понимаю, что специфического ты собираешься здесь найти. — Милич отпил кофе. — Во всем Азиопском союзе действует один и тот же реестр жертв. Конечно, в других краях есть отличия… — Он полюбовался на тонкий ханьский фарфор чашки, особенно хрупкий в его сильных пальцах. — Но мы ведь не ханьцы, чтоб довольствоваться бумажными и соломенными подобиями жертв… — Тон был шуточный, хотя тема для человека его профессии больная. Пресловутые «Стражи природы» все громче требовали через прессу, чтоб маги, волхвы и заклинатели последовали в этом отношении примеру ханьцев. И убедить их, что тамошняя магия имеет принципиально иную основу, было совершенно невозможно.
— Рассказал бы я тебе, что мне известно о некоторых ханьских ритуалах… впрочем, к делу это отношения не имеет.
Далее Кадоган выждал, пока его собеседник выпьет кофе и раскурит трубку.
— Скажи, у тебя в последние месяцы не было необычных заказов?
— Что ты имеешь в виду под «необычным»? У меня совершенно стандартный ассортимент. Ничего экзотичнее попугаев не держу.
— Необычный — не значит «экзотичный». Например, жабы. Нетопыри. Большие партии кошек…
— Нет, ничего такого не было. Однако ведь далеко не все колдуны, особенно нелицензированные, приобретают объекты жертвоприношений официально. У нас говорят: «Знаешь,
— Ни за что не поверю, будто ты не слышал рассуждений о том, что магия в наши дни значительно ослабла.
— Конечно, слышал. Они не были новы в пору нашей юности и наверняка будут продолжаться после нашей смерти.
— Да. Но в последнее время в них наметилась опасная тенденция. Утверждают, что это происходит не вследствие естественной исчерпанности магических источников энергии и перехода на технологии. Будто бы всему виной нарушение определяющих принципов в ритуале вызова.
— Как это? Ритуальная магия строится на незыблемости традиций.
Кадоган вздохнул.
— Тебе прекрасно известно, что абсолютно все культуры начинали с человеческих жертвоприношений. И у нас в Альбионе, и у вас. А уж что творилось в Старой империи после победы пунов в Трехсотлетней войне… Но постепенно нравы смягчились, и в большинстве стран пролитие человеческой крови стало считаться дикостью. Людей заменили животными. Хотя сам принцип: магическая сущность отвечает на призыв только в обмен на чью-то жизнь — безусловно, сохраняется. Однако опасные утверждения состоят в том, будто чем незначительнее существо, приносимое в жертву, тем слабее отвечающая сущность. В древности на жертву сотни быков отзывались духи такого порядка, что их признавали богами. А кто придет на жертву мышей и тараканов?
— Я бы не сказал, что это такая уж ересь. Разве случайно, что жертвоприношение крупных животных, в первую очередь быков и коней, закреплено исключительно за государственными магами?
— Да, но представь, что гекатомбу или ашвамедху попытались провести люди недостаточно компетентные?
— А что, были прецеденты?
— Полноценной гекатомбы не случалось. Сам понимаешь, сотню быков частному лицу принести в жертву трудно. До человеческих жертвоприношений тоже, к счастью, не дошло. Хотя — сугубо между нами — попытки выйти за рамки дозволенного законом имели место.
— Они всегда были.
— Но не с летальным исходом. А их случилось несколько. Остальных сторонников этой опасной теории удалось арестовать. Однако мое руководство считает, что у них имеются единомышленники на континенте, в частности здесь, в Светограде.
Милич выколотил трубку в пепельницу.
— Значит, говоришь, жабы, нетопыри и кошки в количествах. Этот, как его… тагайрм.
— Да. Ритуал, который, как считалось, вышел из употребления лет двести назад. Но его снова пытаются возродить.
— Я постараюсь узнать по своим каналам. Хотя, согласись, у соответствующих органов для этого больше возможностей. Почему ты не обратился к ним?
— Потому что мое руководство не желает, чтоб дело получило огласку. А ваши трансбалканские службы деликатностью не отличаются. И если за это уцепятся СМИ, могут быть неприятные последствия.
— А понятнее нельзя?
— Видишь ли, сейчас нестабильная ситуация. Смятение умов. Близится дата, обозначенная в календарях жрецов Юкатанской империи…