«Если», 2011 № 04
Шрифт:
Дом погибшего языковеда стоял пустой, на крыльце дежурила стража. Глаза-и-Уши каким-то образом уговорил жителей Макухи придержать свой гнев до завтра. В поселке снова сделалось тихо, и улицы подозрительно опустели.
Плюшку посадили под замок в доме князя, чтобы не разнес до поры новость о страшной угрозе лесовиков. Парню до сих пор не сообщили о гибели отца, и Стократ не знал, милосердие это или издевательство.
Патрули, тайно разосланные к источникам,
— Может, они просто запугивают? — Стократ расхаживал по дому, все разглядывая, но ни к чему не прикасаясь. — Целую реку отравить, это, знаешь, никаким лесовикам не под силу… Или под силу?
Он остановился в дверях кабинета, где мальчишка сидел, скрючившись, над полированной мраморной доской. На доске застывшим воском были нарисованы лепестки и стрелы; цветные капли жидкости причудливо сливались, как на палитре.
— Как ты, Шмель?
— Не понимаю, — сказал мальчишка, и Стократ увидел, что парень на грани истерики. — Уже язык во рту совсем… как дерево. Не понимаю!
— Отдохни.
Зашло солнце. С момента гибели торговца Сходни миновали ровно сутки.
Шмель еще раз прополоскал рот. Сплюнул. Прижал к губам салфетку: растрескавшиеся губы кровоточили.
— Очень крепкий… вкус. Злое послание. Много соли и кислоты. Разъедает рот… Тьфу.
Слегка покачиваясь, он прошелся по дому. Остановился посреди большой комнаты с лавками вдоль стен.
— Вот здесь он нас учил… Думал, никогда сюда не вернусь.
— Отдохни, — снова предложил Стократ. — Хочешь, пойдем в трактир, навестим Тину?
— Нет, — Шмель помотал головой. — Что мы им всем… скажем?
— Ничего. Я прикажу им не спрашивать.
— Тебе просто, — Шмель опустился на скамейку, на свое привычное ученическое место. — Тебе просто. Ты можешь приказать. Или убить, если не послушают.
— Я убиваю только душегубов. И тех, кто живет насилием.
— Один — троих, — Шмель прикрыл глаза. — А если бы их было четверо?
— Все равно.
— А семеро?
— Справился бы.
— А десять?
— Наверное, нет, — Стократ засомневался. — Против десяти я не выходил ни разу.
— Откуда ты умеешь? — помолчав, спросил Шмель.
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
— Когда мне было четырнадцать, я жил в сиротском приюте, без семьи, без меча и без всякой надежды. А через год появился человек, который подарил мне меч. Вот так — подарил, упал и умер, потому что был очень стар…
— Волшебник?
— Не знаю. Только с тех пор я стал… задавать себе вопросы.
— И убивать убийц?
— Так получилось, — ответил Стократ.
Он собрался было рассказать мальчишке, как это произошло с ним в первый раз — ночью, на большой дороге, когда в него, шестнадцатилетнего, начали стрелять из темноты. Как мерзко взвизгнула стрела возле уха, как другая воткнулась в дорожный указатель, как провалилась в ужасе душа до самых колен. На него напали, вероятно, потому что при парне был хороший меч — скорее всего, на клинок и польстились…
До того тысячу раз тренировался, размахивая мечом и воображая себя в гуще боя, но в ту ночь впервые услышал, с каким звуком входит сталь в тело врага. И бежал, пока чужая кровь, перепачкавшая его с ног до головы, не остыла совсем и не высохла. Тогда он залез в речку — прямо в одежде, хотя была уже осень, и долго отмывал себя и клинок, а когда посмотрел на него при свете костра — изнутри, как из узкого окна, глянула на него чужая пленная душа.
— Что? — спросил Шмель.
— А? — Стократ встрепенулся.
— Ты хотел мне что-то рассказать.
— Да нет, просто задумался.
Он сел рядом со Шмелем и привалился спиной к стене. В тот раз у костра он до того перепугался, что едва не бросил меч. Пленная душа не ушла на другой день и на третий, а на четвертый клинок сделался втрое тяжелее обычного. Тогда юный Стократ разозлился и воткнул меч в землю с криком «убирайся!», и увидел, как душа ушла — перетекла в дождевого червя, случайно перерубленного клинком…
Шмель вдруг просветлел:
— Скажи, а колдовством ты не можешь прочитать это послание?
— Нет, — Стократ с сожалением покачал головой. — Но если бы я учился, у меня бы со временем вышло, наверное.
Шмель неуверенно улыбнулся:
— У тебя бы вышло… А хочешь попробовать?
— Как?
— Есть же азбука…
Он торопливо вышел и тут же вернулся со своим мешком.
— Смотри, в этом флаконе — «два», а в этом — «большой». Давай, попробуй, а потом различи!
— Ладно.
Вкус у обеих капель был едва уловимый, и разницы между ними почти не чувствовалось. Стократ несколько раз выдохнул через нос, поводил языком по нёбу: первая, кажется, была чуть слаще?
— А теперь скажи, что здесь? — Шмель, тайно позвенев флаконами, протянул ему еще ложку.
— «Два».
— Здорово, — мальчишка даже притих на секунду. — Или просто угадал? А теперь?
Он снова повернулся к Стократу спиной и звякнул стеклом.