Если бы Гитлер не напал на СССР…

Кремлев Сергей

Прошло двадцать лет, и в сентябре 1939 года, после неоднократных отказов Польши миром исправить несправедливости Версальского договора, Германия силой ликвидировала их. Англия и Франция объявили рейху войну, сразу же получившую наименование «странной».

Гитлер же после решения «польской проблемы» хотел мира, но мир не был нужен Америке, послушным орудием которой оказались в Англии влиятельные фигуры типа Уинстона Черчилля. Эти силы послали на континент британские войска и желали расширения войны. В частности, Англия готовила весной 1940 года десант в Норвегию, чтобы усилить свои позиции и лишить Германию морских прибрежных коммуникаций для доставки в рейх шведской железной руды.

Был возможен британский десант и в Данию. Упреждая эти планы, Гитлер в апреле 1940 года ввел войска в две скандинавские страны, причем бескровно оккупированная Дания полностью сохранила внутреннюю самостоятельность и даже дипломатические отношения с разными странами мира, в том числе с самой Германией. С Советским Союзом они тоже сохранились.

Ни Франция, ни Англия тем не менее не шли на «мировую». Зато англо-французы поддержали ничем не оправданные амбиции финнов в их «зимней войне» 1939–1940 гг. против СССР и планировали бомбовые удары по советским нефтепромыслам в Баку и Грозном.

В мае 1940 года рейх начал стремительное наступление через Бельгию и Голландию на Северную Францию, которое закончилось эвакуацией английского экспедиционного корпуса из Дюнкерка и крахом Франции. Северная Франция и Париж стали зоной оккупации. Остальной, не оккупированной, частью страны управляло правительство маршала Петэна, обосновавшееся в курортном городке Виши.

Фюрер вновь торжественно предложил Англии мир, но Черчилль вновь от него отказался. А вскоре после этого положение немцев ещё более осложнил итальянский союзник — Муссолини. Необдуманно начав боевые действия против Англии в Африке, дуче в октябре 1940 года вторгся в Грецию. В итоге британские войска высадились на острове Крит, и у фюрера появилась еще одна политическая «болевая точка» — теперь уже на Балканах. Боевые действия там угрожали румынской нефти, без которой стратегические запасы рейха оказывались недостаточными — тогда пришлось бы рассчитывать лишь на германский синтетический бензин.

Гитлер, желая мира, против своей воли оказывался заложником сложившейся ситуации, стратегически выгодной лишь одной державе — США.

В желании осложнить Америке вступление в войну, Гитлер предложил своему союзнику Муссолини заключить Пакт с Японией, имеющий однозначно антиамериканскую направленность. С этой целью Берлин направил в Токио специального посла Генриха Штамера для переговоров с министром иностранных дел Японии Мацуокой. И в конце сентября 1940 года этот пакт был подписан, причем его 5-я статья прямо провозглашала, что новая договоренность никак не затрагивает существующего политического статуса между участниками Пакта и Советским Союзом.

Америка формально пока стояла в стороне, однако «нейтральные» США наращивали помощь Англии. И та все более втягивалась в войну сама, а значит, все более втягивала в нее и Германию.

20 ноября 1940 года к Тройственному пакту присоединилась Венгрия регента Хорти, через два дня — Румыния кондукатора Антонеску, а еще через день — Словакия доктора Тисо. На первый взгляд, рейх шел от триумфа к триумфу, однако при этом он шёл также от одной больной проблемы к другой…

* * *

ПОЛОЖЕНИЕ Советского Союза после начала Польской кампании Гитлера, напротив, лишь улучшалось. Благодаря успехам Германии мы практически бескровно вернули себе Западную Украину и Западную Белоруссию, а осенью 1939 года заключили выгодные для нас договоры с Литвой, Латвией и Эстонией, которые были признаны Гитлером советской сферой влияния.

В начавшейся войне СССР с Финляндией, ставшей антисоветской игрушкой в руках англо-французов и янки, Германия нас также поддержала. Без особого энтузиазма, но согласилась она и с возвратом в состав СССР летом 1940 года Бессарабии и Прибалтики, а также с включением в СССР Северной Буковины (ранее в состав Российской империи не входившей).

Однако усиление России и её новый интерес к Балканам очень беспокоили фюрера — тем более что Англия очень заигрывала с Москвой.

Беспокойство Гитлера не могло не беспокоить и Сталина — партийный псевдоним фюрера был «Волк», а загонять волка в безвыходное положение всегда опасно. Так что общее положение вещей — при всей видимой его успешности — не очень-то радовало и русского вождя.

В ноябре 1940 года советский премьер и одновременно народный комиссар иностранных дел Молотов приехал с визитом в Берлин для переговоров со своим коллегой Риббентропом и лично Гитлером.

Шёл уже четвёртый час второй долгой беседы 13 ноября, когда фюрер сказал:

— Я крайне сожалею, что мне до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как господин Сталин… Тем более что я и сам, может быть, попаду в историю.

— Да, ваша личная встреча была бы желательна, — ответил Молотов. — И я надеюсь, что она всё-таки состоится.

Вряд ли оба собеседника имели тогда хоть малейшую уверенность в возможности скорой такой встречи. Однако она состоялась уже неделю спустя — в старинном русском, славянском Бресте, в Цитадели Брестской крепости. Эта крепость у слияния Буга и Мухавца, некогда выстроенная русскими на рубежах Российского государства, так ни разу и не услышала боевого гула орудий до осени 1939 года — когда её, принадлежавшую уже «версальской» Польше, взяли после недолгого и нетяжелого штурма передовые части Гейнца Гудериана.

Брест находился по нашу сторону демаркационной линии, и немцы его вскоре оставили, проведя парад войск, который принимали сам Гудериан и русский комбриг Кривошеий.

Брест лежал почти по середине прямой линии между Берлином и Москвой. И Сталин избрал местом своей встречи с фюрером именно его. Они встретились и тем самым сразу круто изменили всю расстановку мировых политических сил и планов.

Брестская встреча ещё не стала, да и не могла стать решающей. Тем более решающей весь комплекс непростых практических проблем. И политической идеологии двух держав она изменить в одночасье не могла. Но поворот был всё же сделан — на глазах всего ошеломленного мира. И фюрер, и Сталин могли, конечно, отвернуть в стороны друг от друга вновь, но…

Но первая их встреча стала фактом. И теперь пресса по обе стороны как Атлантического, так и Тихого океана была заполнена политическими прогнозами, анализами и репортажами самой разной тональности — от истерики до надежды.

Английский посол в Москве Криппс тщетно настаивал на аудиенции у Молотова, и его американский «старший брат» Лоуренс Штейнгард был в том не более успешен.

Впрочем, Штейнгард и сейчас смотрел на «иванов» без уважения и поэтому, раз попытавшись выполнить поручение из Вашингтона и получив вежливый от ворот поворот (мол, господин Молотов пока крайне занят), этим ограничился. Его более беспокоило устройство бензохранилища у посольского особняка. И если русские с этим не торопились, то стоило ли Штатам спешить отменять то «моральное эмбарго» на торговлю с Советами, которое было введено с началом советско-финской войны?