Если красть, то миллион
Шрифт:
– Мать моя женщина! Мистер Полякофф! Дорогой сэр!
Борис Немкин, что ли? И впрямь. Вот те на! А рядом…
Кто это рядом с ним? Снова Соня?!
Мгновенно забыв о слабости, Джейсон вскочил и с возмущением уставился на эту обманщицу, эту предательницу, эту сирену, эту…
И внезапно его злость и обиду будто корова языком слизала: из невероятных Сониных очей катились слезы, стекали по бледным ланитам, она смахивала их перстами, которые сужались на концах, словно у Симонетты Веспуччи в образе Боттичеллиевой Примаверы, и слезы,
Хотя нет, трезво подумал Джейсон, жемчужины падали бы не со звоном, а со стуком. После этой деловой мысли он попытался взять себя в руки – но тотчас снова размяк, услышав прелестный, дрожащий Сонин голосок:
– Икскюз ми, плиз, диар сэр! О, сорри, сорри!
– Говори по-русски, дура! – краешком рта пробормотал Борис. – Он же русский!
– Я полагаю, госпоже Богдановой отлично известно о моем происхождении, – с достоинством усмехнулся Джейсон, одергивая смятый пиджак.
– Литвиновой, – поправил Борис. – Позвольте вам представить – моя помощница, мы с вами во многом обязаны ей удачей нашего предприятия: Лидия Литвинова!
– Поберегись, она тебя дурачит! – вполголоса пропел Джейсон из старинной оперетки, любимой еще дедом.
От его взгляда не ускользнуло, как вздрогнула девушка, услышав фамилию Богданова. Все понятно – Борис Немкин, даром что принадлежит к категории прожженных плутов, умеющих и черта обвести вокруг пальца, это, как говорится, по морде видно! – попал также и в другую категорию: в категорию тех несчастных, кого обвела вокруг пальца эта опасная красотка. Ничего! Джейсон сейчас откроет ему глаза!..
Но Борис не дал ему это сделать. Дернул свою спутницу за руку и другим уголком рта выдавил:
– Он не верит, что нам удалось! Покажи ему! Соня вприщур поглядела на Джейсона и вдруг резко распахнула свой мягкий черный жакет, красивыми складками струившийся на серую юбку, которая, в свою очередь, очень мило обвивалась вокруг стройных ног. Под жакетом оказалась блузка, и ее Соня неторопливо начала поднимать…
Джейсон невольно качнулся, однако вместо белого нагого тела, неоднократно вожделенного им во грешных снах, его взору открылось буйное пламя костра, и старинная ладья в нем. Сквозь клочья дыма слабо выступали очертания фигуры воина, а на переднем плане…
– Господи Иисусе Христе! – в священном восторге простонал Джейсон. – «Прощание славянки»!
– Оно самое! Оно самое! – в полный голос вскричал Борис, стаскивая с Сони полотно и раскладывая его прямо на смятом покрывале кровати. – Мистер Полякофф, диар сэр, вы видите – дело сделано! Надеюсь, созерцание этого шедевра хоть в малой степени искупит ту маленькую неприятность, в какую вы оказались вовлечены по вине Лидочки…
Джейсон с трудом оторвал взор от прекрасного лица на полотне и обменялся невообразимо быстрым взором с Соней.
Вот это женщина! В ней нет ни грамма страха, что сейчас ее обман откроется! Бледное лицо порозовело от возбуждения, губы приоткрылись:
– А я думала, вы первый раз в России, мистер Полякофф.
– Это так, – отозвался со сдержанным полупоклоном Джейсон, глаза у него так и разбегались, не зная, на кого смотреть: на живую, настоящую Соню – или на ее прекрасное воплощение, созданное более чем за полвека до ее рождения.
– Странно… – протянула молодая женщина. – Каким же образом вы узнали это имя – Соня Богданова?
Ого! Джейсон даже отпрянул. Девушка, значит, любит играть с огнем? Ну что ж, выпад противника сделан, надо отвечать.
– О… Соне Богдановой, – промолвил Джейсон, и только самое внимательное ухо могло уловить эту крошечную заминку: следовало бы сказать не «о Соне Богдановой», а «о вас»! – О… Соне Богдановой я узнал из ее собственных писем. А о ее дальнейшей судьбе – от некоего господина Аверьянова.
– Что?! – Соня и Борис разом уставились на Джейсона – разом и с одинаковым изумлением. И вопросили хором:
– Откуда вы знаете Костю Аверьянова?
Странно… Видимо, все-таки удар головой не прошел бесследно для Джейсона. Почему-то ему почудилось, что Соня и Немкин заговорили не на два, как следовало бы, а на три голоса.
Растерянно вглядываясь в их лица, он вдруг заметил за их спинами в полутьме коридора какое-то движение. И отпрянул, едва подавив желание перекреститься: Соня Богданова как бы раздвоилась! На полшага позади нее стояла еще одна Соня – одетая, правда, в очень открытый алый сарафан, а не в строгий черно-серый костюм, но за исключением этого схожая с первой, как хорошая авторская копия картины схожа с ее оригиналом. Шея ее повязана легким белым шарфиком. Рядом с этой новой Соней маячил какой-то высокий субъект.
Последним на сцене появился чрезвычайно тощий молодой человек в долгополой джинсовой куртке и с невообразимой шевелюрой. Взгляд его светлых глаз мгновенно приковался к «Прощанию славянки». Всплеснув руками, лохматый шагнул вперед, промолвил с поразившим Джейсона умилением:
– Так вот ты какой, цветочек аленький… – И сделал движение схватить полотно.
И только тут до Джейсона дошло, что Соня и Борис, войдя, оставили дверь открытой. Таким образом реальность вновь совпала с выдумкой!
– Аня, Аня, ну что ты… – укоризненно простонал Дима, и она очнулась, устыдившись дурацкого, оскорбительного подозрения, которое вдруг промелькнуло в голове.
Вот же тварь эта Ирка! До чего довела разумную, трезвую Аню Литвинову, что та покорно танцует под ее дудку, словно какая-нибудь дрессированная змея под дудку индийского факира! Хотя если тут кто-то змея, то лишь она, Ирка.
– Я оговорилась, – хмыкнула между тем «змея», с очевидным удовольствием наблюдавшая за Аниным потрясением и с явным огорчением – за ее скорым прозрением. – Мне бы следовало сказать – как приеду к бабушке с деньгами и детьми…