Если он грешен
Шрифт:
Пенелопа едва не вскрикнула, сообразив наконец, что именно изменилось в доме. Ведь она уехала, так и не успев убраться после ночного погрома. А теперь в холле было даже чище, чем до этого происшествия. Она сбежала по ступеням в гостиную и, ошеломленная, замерла на пороге. Вся разломанная во время драки мебель исчезла, а вместо нее появилась другая — такую дорогую мебель она едва ли могла себе позволить.
— Откуда это? — пробормотала Пенелопа, обернувшись к подошедшим братьям и Неду с Тедом.
— Его сиятельство прислал несколько слуг, чтобы помочь нам с Недом убраться, — ответил тот из охранников, которого,
Пенелопа прошла по остальным комнатам первого этажа, и там тоже все сверкало. Более того, она обнаружила еще некоторые предметы обстановки, которых раньше не было.
«Но что же обо всем этом думать?» — спрашивала себя Пенелопа. Действительно, должна ли она злиться на Эштона из-за того, что он распоряжается у нее доме без ее ведома? Или лучше забыть о гордости и с благодарностью принять то, что сделали для нее? Увидев прошедшего мимо Теда с двумя полными ведрами горячей воды, Пенелопа решила, что обо всем этом можно поразмыслить в ванне.
Виконт с наслаждением опустился в горячую ванну. Но наслаждаться ему пришлось недолго — в спальню вошла леди Мэри. Схватив мочалку, Эштон прикрыл причинное место. Пусть эта женщина и была его матерью, он давно уже вышел из того возраста, когда мог безо всякого стеснения купаться в ее присутствии.
— Какой же ты скромник, — сказала леди Мэри с улыбкой и присела на кровать. — Ну, как там было? Совсем плохо? Я заметила, что твой слуга, проходя мимо, бормотал что-то насчет того, что всю твою одежду придется сжечь.
— О чем ты? — Эштон изобразил удивление, но мать посмотрела на него так, что сразу стало ясно: она каким-то образом узнала, куда он сегодня ездил. Эштон вздохнул и пробормотал: — Да, это было ужасно. Но как ты узнала?..
— По Лондону уже поползли слухи. — Эштон выругался вполголоса, и мать, кивнув, продолжила: — Оказалось, что в том заведении, несмотря на ранний час, находились несколько весьма уважаемых джентльменов. Одного из них даже отвезли в полицейский участок на Боу-стрит. Потом, правда, выяснив, кто он такой, сыщики его отпустили. — Леди Мэри улыбнулась и добавила: — Трудно узнать в голом мужчине графа.
Эштон, не удержавшись, рассмеялся, потом заметил:
— Странно, однако, что эти джентльмены допустили огласку.
— Я слышала, что они давали довольно путаные и неправдоподобные объяснения. И всех, кому довелось там оказаться, подвергли допросу с пристрастием. Говорят, все это было крайне неприятно. Но не каждый же день в Лондоне случается такое… Вот джентльмены и не удержались от искушения поведать эту историю миру, пусть даже им пришлось беззастенчиво лгать, когда они объясняли причину своего появления в заведении миссис Крэтчитт. Кроме того, новость мгновенно распространилась среди торговцев, а от них об этой истории уже узнал чуть ли не весь Лондон. — Леди Мэри немного помолчала. — Неужели там действительно нашли сто трупов?
— Не сто, а тридцать два, — со вздохом ответил Эштон. — В том числе тело той девушки, на которой хотел жениться Брант. — И он рассказал матери о Фейт и о том, что они узнали у викария. — А о Пенелопе тоже ходят слухи?
— Да, кое-что говорят. — Леди Мэри поднялась на ноги. — Но никто ее не узнал, никто даже хорошенько ее не рассмотрел. Считают, что она приехала туда потому, что какую-то ее родственницу похитили и убили. Что же, желаю тебе приятно провести время. Наслаждайся, пока вода не остыла. — Леди Мэри остановилась у порога и, нахмурившись, внимательно посмотрела на сына: — Я всегда считала женщин, зарабатывающих на продаже других женщин, чем-то вроде мерзких крыс, но эта миссис Крэтчитт… Она ведь настоящее чудовище, не так ли?
— Именно так. Я бы очень хотел, чтобы ее убивали медленно и мучительно. Виселица — слишком легкая казнь для нее.
— Есть еще и ад, мой дорогой. И все монстры в конечном итоге оказываются именно там, — тихо сказала леди Мэри и осторожно закрыла за собой дверь.
Эштон надеялся, что его мать права. Ведь эта женщина убила множество людей, убила ради наживы. Впрочем, он не сомневался и в том, что ей просто нравилось убивать. Но интересно, многие ли мужчины испытывали сейчас раскаяние и корили себя за то, что посещали этот бордель? Ведь не было ни малейшего сомнения: некоторые из обслуживавших их девушек закончили свою жизнь именно в том ужасном подвале. Но мертвые не могут говорить — только разве что с такими, как Пенелопа, — поэтому едва ли найдется много мужчин, испытывающих раскаяние. А если кто-то и огорчится, то ненадолго.
Когда Эштон принял ванну, отдохнул и оделся, уже настало время ужина. Но еще до ужина он успел поговорить с Алексом, и тот очень расстроился из-за того, что не смог участвовать в операции, — он все еще был занят расследованием, касавшимся нотариуса Пенелопы.
Как раз в тот момент, когда виконт спустился вниз, к нему пожаловала Кларисса. Эштон попытался вспомнить, не договаривались ли они совместно посетить какое-нибудь светское мероприятие, но так и не смог ничего припомнить. Очевидно, она приехала, чтобы в очередной раз отчитать его за пренебрежительное к ней отношение.
Виконт вежливо провел невесту в «голубую» гостиную, но, проявив предусмотрительность, оставил дверь широко раскрытой. Он также успел шепнуть слуге, чтобы тот как можно быстрее отыскал и привел в гостиную его мать. Эштон все еще подозревал Клариссу в попытке скомпрометировать его — чтобы заставить таким образом на ней жениться. Эта женщина, очевидно, верила, что сможет его соблазнить, если только останется с ним наедине на какое-то время. Эштону хотелось сказать ей, что она может даже голой плясать в его спальне — и при этом все равно не вызовет у него ни малейшего желания прикоснуться к ней, — но он решил обойтись без оскорблений.
Горничная принесла им вина и пирожных. Усевшись напротив Клариссы, Эштон спросил:
— Чем обязан? Почему вы решили меня посетить?
— Но, Эштон, мы же помолвлены, а видимся очень редко, — ответила Кларисса. — Мне кажется, что мы могли бы разговаривать хотя бы изредка.
— О чем?
— Как насчет тех приглашений, которые мы могли бы принять?
— Полагаю, у вас есть на сей счет какие-то соображения.
— В четверг Дануэлдоны приглашают на раут, а в пятницу Берниджи зовут на ужин. Я уверена, что хотя бы одно приглашение вы захотите принять.