Если он опасен
Шрифт:
Да, приходилось признать, что семейство Сандан выглядело достаточно эксцентричным. Поначалу Аргус думал, что своеобразен лишь герцог, но теперь стало ясно, что оригинальность в крови у каждого, и даже Лорелей не слишком ясно, но вполне гармонично вписывалась в общую картину. Должно быть, именно поэтому и он сам, и его близкие сразу почувствовали себя желанными и дорогими гостями. Стоило ли удивляться, что юная леди не испугалась и не убежала с громким криком, обнаружив среди роз незнакомого обнаженного мужчину, а выполнила просьбу и даже сама отправилась на поиски? Аргус собрался спросить Лорелей, знает ли она точное
— Прошу, не обращайте внимания, — шепнула она. — Это всего лишь Корнелиус. Папа сейчас же разберется.
Одного взгляда на детский стол хватило, чтобы понять, что происходит: детей оказалось не шесть, а всего лишь пять, в то время как гувернер и гувернантка озабоченно осматривали комнату. Аргус усомнился в наблюдательности герцога, однако напрасно; не прошло и секунды, как с дальнего конца стола донесся спокойный мягкий голос:
— Корнелиус, чем ты занимаешься? Очевидно, представил себя собакой и теперь ждешь, пока кто-нибудь бросит косточку?
Из-под скатерти тут же показалась вихрастая голова, и мальчик лет семи серьезно возразил:
— Нет, папа. Просто хотел поговорить с тобой.
— Но для этого вовсе не обязательно пробираться тайными тропами. Ничто не мешает после обеда встретиться в библиотеке и спокойно побеседовать. О чем именно ты хотел меня спросить?
— Хотел узнать, что делали в бельевом шкафу мистер Пендлтон и мисс Бейкер.
Рука с вилкой замерла в воздухе, но лишь на одно-единственное мгновение. Герцог невозмутимо отправил в рот очередной кусок жаркого и неторопливо прожевал.
— Полагаю, обсуждали предстоящую свадьбу.
— О!
Аргус заметил, что гувернантка пунцово покраснела, хотя и казалась чрезвычайно довольной. Ну а Пендлтон (должно быть, за детским столом сидел именно он) выглядел так, словно мог в любую секунду рухнуть замертво.
Судя по всему, брак не входил в его планы, а это означало, что в перенаселенном детьми доме следовало держаться подальше от бельевых шкафов.
— А ты надеялся, я уволю обоих? — уточнил герцог.
Корнелиус вылез из-под скатерти и встал рядом с отцом.
— Честно говоря, я рассматривал такой вариант.
— Но после этого я все равно бы нанял новых учителей, так что отделаться от уроков столь жестоким способом не удастся.
— Все равно можно с тобой поговорить?
— О чем именно?
— Как мужчина с мужчиной.
— Хорошо. Приходи в библиотеку ровно через час после окончания обеда. Заодно обсудим, достойно ли выдавать чужие секреты в собственных интересах. Ну, а теперь возвращайся на свое место — но прежде, конечно, приведи в порядок несколько тайком связанных шнурков.
Мальчик вздохнул и снова скрылся под столом, а Аргус едва заметно улыбнулся. Да, с таким изобретательным народом герцогу никак не обойтись без тишины и покоя библиотеки. Почему-то вспомнился лондонский дом Уэрлоков — там тоже кипела жизнь.
После прекрасного сытного обеда и бокала выдержанного портвейна в мужской компании Аргус неторопливым шагом возвращался в садовый дом под руку с сестрой. Прощаясь с Лорелей, он ограничился галантным поклоном и, разумеется, не мог не заметить тени разочарования в ее зеленых глазах. Сейчас, однако, не было возможности задуматься о чувствах мисс Сандан, даже несмотря на твердое намерение это сделать и острое раскаяние.
Аргус намеренно замедлил шаг, отстал от кузенов на почтительное расстояние, чтобы они не смогли ничего услышать, и тихо произнес:
— Нам необходимо поговорить наедине, другого удобного случая уже не представится.
— Можно будет побеседовать в гостиной, когда все займутся своими делами.
— Не стоит откладывать: ты заметно устала и захочешь сразу подняться к себе. Так вот, Олимпия, завтра тебе предстоит многое увидеть. Ты сама сказала, что чем тяжелее чувства или события, тем более глубокие воспоминания они оставляют. В темном сыром подвале я провел две недели и знал только два состояния: или терпел жестокие побои, или приходил в себя после истязаний. Ощущение холода не покидало ни на минуту, ведь одежду у меня отобрали, и укрыться можно было одним лишь рваным грязным одеялом. Голод и жажда тоже не отступали: еды и воды не было совсем, а если мучители что-то оставляли, то сущие крохи — ровно столько, чтобы поддержать существование. Раны, конечно, никого не интересовали, и угроза заражения пугала меня не на шутку. Толстая железная цепь прочно держала возле отвратительного соломенного матраса, а света я не видел ни разу, если не считать робкого луча, изредка пробивавшегося в крохотное окошко, да фонаря, который приносил с собой Корник.
— Я чувствовала, что тебе очень плохо. Как только ты пропал, я поняла, что стряслась беда. Но не догадывалась, что мучения зашли так далеко.
Леди Олимпия остановилась и обняла брата.
— Со мной обращались хуже, чем обращается с собакой самый жестокий из хозяев, — прошептал Аргус и поморщился от боли и унижения. — Лорелей появилась в критический момент: к тому времени я потерял последнюю надежду и приготовился к печальному исходу. Противостоять тяжелым кулакам не было сил, а от моего дара Корник с сообщниками сумели защититься: чтобы отгородиться от взгляда, прикрыли глаза темными очками, а уши заткнули ватой, чтобы не слышать голоса. Еще одной пытки я бы не выдержал, это точно. Беспомощность — страшное чувство, и даже сейчас воспоминание о собственном бессилии приводит меня в холодный ужас и порождает ненависть к самому себе.
— Ненависть? Значит, ты считаешь, что должен был чувствовать себя менее беспомощным? Но как, на каком основании? У тебя не было ничего, чтобы прикрыть наготу и залечить раны. Тебя держали на цепи голым и жестоко избивали. Две недели подряд! Многие на твоем месте с готовностью отдали бы мучителям все, что те требовали. А ты этого не сделал!
— Возможно, ты и права. Я жестоко ошибся в суждении о негодяе Корнике. А страшные подробности рассказываю для того, чтобы подготовить тебя к тяжким впечатлениям.
Олимпия разомкнула объятия, взяла брата под руку и продолжила путь.
— Понимаю, но от поездки ни за что не откажусь. Не исключено, что где-нибудь в темном углу подвала сохранился крохотный фрагмент воспоминания, который подскажет, как покончить с врагом.
— О, спешить не стоит! Прежде пусть выдаст всех своих сообщников, — возразил Аргус, слегка удивленный воинственным настроем обычно такой спокойной и миролюбивой сестры.
— Логично. А после этого разберемся и с ним самим, и с его сообщниками.