Если полететь высоко-высоко…
Шрифт:
Он опять работал на обычной для писателя работе: дежурил сутки через трое. И писал изумительные рассказы, которые нигде не печатали.
Пока мы любовались рыбами, пришла со школы его дочка Саша и решила похвастать Володиными успехами.
– А папу опубликовали, вы знаете?
Она достала из стола папку, а из неё белый лист бумаги, на котором в середине была аккуратно приклеена маленькая заметка – пять строк, не больше… Мне было очень жалко Володю. А его дочка так радовалась!
– В разделе юмор, – уточнила она.
– Я
– Ерунда это всё, – сказал Володя. – А вот жена моя Галка определённо будет печататься! Она окучивает несколько редакций уже полгода.
– Что значит окучивает?
– Ну, разве ты не знаешь, как надо себя вести, чтобы тебя напечатали? Надо выбрать какую-нибудь редакцию и начинать её «окучивать». Приходить туда каждый день, мелькать – год, другой, третий… Стараться угодить каждому, одним словом – надо стать «своим парнем». И когда ты станешь совсем своим, тогда тебя уж точно напечатают! Своего-то как не напечатать? Но я на это не способен. Мне это скучно и унизительно. Лучше я в это время со своими рыбами пообщаюсь…
Потом пришла Галка. И мы пили чай с самодельными конфетами, сделанными из варёной сгущёнки. Тогда конфет в магазинах не было, но банки со сгущённым молоком иногда «выбрасывали», и многие навострились варить эту сгущёнку прямо в банках, и потом варёная сгущёнка, приобретающая светло-коричневый цвет и более густую консистенцию, подавалась к чаю дорогим гостям. Из неё, если не лениво, можно было сделать подобие конфет. И вот, мы пили чай, и Галка рассказывала о своих сегодняшних успехах: кому она подала прикурить, кого угостила сигаретой, с кем и о чём потрепалась во время курения… Она надеялась, что ещё год-другой, и она совсем станет «своей» в этой редакции, и её повесть напечатают.
– Галка упорная, она добьётся своего! – сказал Володя.
Потом Володя сходил к соседям и принёс черепаху. Довольно большое существо, отчаянно дрыгающее когтистыми лапами.
– Бери! Её зовут Машка. Твоя тёзка. Сначала хотели отдать тебе Пашку, но передумали. Ей лет около тридцати.
– Так мы ещё и ровесницы с ней!
Но взять её в руки я не решалась.
– Ты чего? – не понял Володя.
– Боюсь…
– Смеёшься?
– Мне не до смеха.
– Как же ты её повезёшь?
– Понятия не имею.
Ну, они дали мне холщёвую сумку, засунув туда удивлённую Машку. Сумка эта всю дорогу недовольно сотрясалась, приводя меня в ужас. Потом из неё потёк ручей по полу вагона метро… Соседи, указывая на ручей, сообщили мне:
– У вас что-то протекает в сумке…
Не могла же я сказать, что у меня протекает черепаха!
– Ничего страшного, – ответила я с деланным равнодушием, в душе содрогаясь от самых противоречивых чувств.
Дома я протянула Антону мокрую сумку:
– На, держи своё животное!
Антон ликовал… Он тут же схватил черепаху в охапку… Чуть ли не целовал её!
– Какая хорошенькая!… Мамася, погладь, погладь её! У неё такой шершавенький панцирь! Шершавенький и гладкий одновременно…
– Ой, сынок, как-нибудь в другой раз поглажу…
Потом он спустил её на пол, обложив её капустными листьями. Проигнорировав листья, это когтистое зелёноватое чудище тут же поползло, скрежеща когтями, под тахту, на которой я в тот момент сидела… Я в ужасе вскочила на тахту с ногами.
– О, ужас! Теперь я не смогу ходить по полу! Я её боюсь!
Антон хохотал…
…А через неделю мы с Машкой были уже подругами. Выяснилось, что, кроме всякой зелени, она обожает… макаронные рожки!… Когда я варю рожки, она чует их запах и мчится на кухню, стуча об пол когтями. Я насыпаю ей рожки на газету, и она поедает их с космической скоростью. Но не только рожки! Там, где они лежали, – каждый раз аккуратная дырка в газете. Она и газету съедала, пахнущую её любимыми рожками! А ещё у неё был прикол к сухим кленовым листьям…
Кроме когтей и клюва, из-за которых она была похожа на динозавра, но которые были совершенно безопасны, у Машки ещё обнаружились чудесные глаза. Маленькие и вроде некрасивые, они были удивительной глубины… Они смотрели как будто из глубины веков… Вообще, черепаший взгляд был похож на взгляд нашей старенькой бабушки Доры. Как и наша бабушка, черепаха смотрела умудрёно и грустно… За этот взгляд я её и полюбила.
Мы не стали запихивать это удивительное существо в вольер, было жалко лишать его свободы. И Машка быстро освоилась в нашем доме.
Чтобы прожить в нём больше десяти лет…
Глава 7. СТРАНИЦЫ ИЗ ДНЕВНИКА
На спектакль по Андерсену, который поставил Гедрюс Мацкявичюс, мы ходили вместе с Антошей.
Потом, дома, мой восприимчивый мальчик без конца показывал мне пантомиму… Уже там начал, за кулисами, куда мы зашли, чтобы подарить Людочке Коростелиной цветы. И вообще, пообщаться со всеми. Поглядев на Антона, Толик Бочаров сказал: «Я веду студию для детей. Приводи Антона ко мне. У него большие способности».
Но студия эта была так далеко от нас… На другом конце Москвы! Это – во-первых. А во-вторых, я и сама могу тебя всему этому научить!
И много, много вечеров подряд мы показывали друг другу маленькие спектакли…
Распотрошили подушки, чтобы вынуть из них колючие перья. Которые кололи тебя во время сна. Полная ванна перьев и пуха!… Ты выискиваешь красивые пёрышки и делаешь чудесные коллажи: из пёрышек, сухих листьев, обрывков разноцветной бумаги… Что-то дорисовываешь фломастером. Чаще всего – неведомые миру иероглифы. Этим ты похож на Каптерева. На картинах Каптерева тоже часто встречаются загадочные письмена…