Если полететь высоко-высоко…
Шрифт:
И больше никогда и никого из нашего семинара я не встречала.
Переписки тоже ни с кем не возникло. Правда, пришла как-то открытка из Грозного. Один мой однокурсник, тоже с семинара Исаева, поздравлял меня с выходом моей первой книги. Он искренне радовался за меня. А я искренне удивилась: ведь до выхода книги было ещё неизвестно сколько лет! Она ещё и в плане редподготовки не стояла. Но всё равно было до смешного приятно: книга ещё не вышла, а меня уже с ней поздравляют!
Неожиданно,
– Ну, ты где? – спрашивает он.
– Пишу рецензии то тут, то там. В Литконсультации, в Детгизе. А ты?
– Чищу крыши, сбиваю сосульки. С Малого театра и с театра оперетты. Думаю, приживусь там, примелькаюсь, стану своим, потом подсуну свои пьесы главрежу оперетты. Таким вот макаром. А ты к какому клану решила примкнуть?
– Что значит: к какому клану? – не поняла я.
И мудрый Коля, сбивальщик сосулек, стал мне, немудрой, популярно растолковывать: так, мол, и так, в нашей литературе существуют два клана (и он назвал имена двух маститых поэтов, предводителей этих кланов. Один из них был, кстати, моим оппонентом на защите). И все журналы, и все газеты, и все издательства между ними давно поделены.
– Ну, так уж и поделены? – не поверила я.
– Я тебе говорю: стопроцентно! И все знают друг про друга: кто в каком клане. И когда ты приходишь в редакцию, там уже про тебя знают: с кем ты и против кого ты.
– Коль, ты, наверно, преувеличиваешь!
– Если бы! Вот о тебе как говорят?
– Девочка с улицы. Мне это уже так надоело!
– Вот! Ты – девочка с улицы, я – мужик с крыши. Это потому, что мы сами по себе. Ни там, ни тут. Ни с теми, ни с этими. Как ни противно, а надо к кому-то примыкать…
– Не дождутся!
– Тогда и ты не дождёшься.
– Чего?
– Публикаций, книг… А я – постановок моих пьес.
– У меня, вроде, рукопись лежит в «Совписе».
– И сколько уже она там лежит? Ну, вот! Три года. Может и ещё сто лет пролежать с таким же успехом! Так что ты подумай.
– А сам-то чего?
– Ну, чего-чего! Но зато… зато мой сын занимается в детской студии при театре оперетты! Я доволен, ему страшно нравится. Может, хоть он пробьётся к высотам искусства, а я пока сосульки посбиваю, чтобы на головы кому не упали… Тоже хорошее дело.
– Главное – не забывай писать. Не зарывай талант в сосульки!
…Столько лет прошло, а я так и не слышала, чтобы где-то были поставлены Колины пьесы. Впрочем, и он обо мне, наверное, не часто слышит.
Когда выбираешь свободу… Свободу от литературных кланов, партий, групп и тусовок, свободу от модных течений, тенденций, направлений, свободу от догм и шаблонов, свободу от желания непременно печататься и непременно нравиться – издателям и читателям… Когда выбираешь свободу – от желания материальных благ и от желания славы, от желания премий, званий и вообще каких-либо наград… И если полететь высоко-высоко и взглянуть оттуда – с высоты – на эти две чаши весов, где на одной чаше весов – всё, чем богат материальный мир, – а на другой только она – свобода… И если ты всё же выбираешь свободу…
То она осыплет тебя такими дарами, о которых материальный мир, мир суеты и тщеты, даже не слыхал… Она подарит тебе чистые помыслы и ничем не замутнённое сознание, она подарит тебе неугасающий жар вдохновения и силы, прибывающие неведомо откуда… И будет ещё один бесценный дар от свободы – уверенность, что ты пишешь СВОИ книги. Которые за тебя не напишет никто. И что эти книги непременно прочтут те, кому они адресованы…
…Эти строки я пишу спустя четверть века после той встречи на Маяковке. И за эти двадцать пять (нет, уже двадцать восемь!) долгих лет я ни разу не пожалела, что когда-то выбрала свободу.
Я её выбираю и сегодня.
Выбираю её каждый день…
И как будто, чтобы испытать меня, посыпались разные предложения.
Мне предложили писать для радио смешные стихотворные сценки для двух ведущих какой-то юмористической программы. Мне сказали: это хорошие деньги. Это большие деньги!
– У меня не получится, – сказала я.
– Да почему же? Это такие стихотворные клоунады. Вы же любите цирк?
– Нет, не получится.
– Да вы попробуйте! Не отказывайтесь так сразу. Вот у нас на следующей передаче будет такая тема…
Мне назвали тему.
Я ехала домой в совершенно подавленном настроении.
– Слушай, мама, я тебе стишок сочинил, пока ты ездила! Называется «Сирень».
Цветёт сирень, и мама звонкая, Совсем уж звонкая на всей земле. И жевуземчик мокнет в поле, И флаг на каждом корабле…– Чудесное стихотворение. Спасибо тебе, милый…
– Мамася, ты чего такая грустная? – спросил сын.
– Денег много предлагают.
– Так это же хорошо! Просто так предлагают?
– Нет. Не просто так. Мне предлагают работу. Писать для радио всякую чепуху. И чтобы была в рифму.
– А ты не хочешь?
– Ты угадал! Совершенно не хочу.
– Почему? Это же, наверное, весело? Трали-вали, чу-ху-ху! Сочиняем чепуху!
А можно так: Хи-хи-хи, хи-хи-хи! Сто четыре чепухи!
– Почему-то совершенно не весело, сынок. То есть – стишки-то смешные, но мне совсем не весело. Вот я ехала сейчас в метро и попробовала что-то сочинить, а в голове в это время звучал голос человека, который мне это предложил: «Деньги! Деньги! Очень большие деньги!» Ну, конечно, это не трудно – зарифмовать какую-то ерунду. Но…