Если совершено убийство
Шрифт:
Сидя в кресле, он мучительно пытался понять, что с ним происходит. Дом Говарда слишком велик для него, а это место — слишком убого. Чего он хотел? Чтобы Лондон был утопическим Кингсмаркхемом и чтобы лондонские полицейские расстилали перед ним красную ковровую дорожку?
Уэксфорд уставился на газовый счетчик, размышляя о том, что делать дальше. «Суй свой нос куда захочешь», — сказал ему племянник, но куда совать нос и какие у него полномочия? В тот момент, когда он раздумывал, прилично ли будет разыскать Говарда, его племянник постучал в дверь и вошел.
Он выглядел усталым. На утомленном лице серые глаза потеряли присущий им блеск, а кожа под ними припухла.
— Как тебе нравится твой
— Спасибо, замечательный.
— Вид из окна — ужасный, но, к сожалению, выбора нет: либо этот, либо пивоваренный завод, либо автобусная остановка. Я пришел извиниться за Бейкера.
— Не обращай внимания, Говард.
— Нет, он вел себя грубо по отношению к тебе, и это непростительно, однако к Бейкеру следует отнестись снисходительно. Дело в том, что в последнее время он находится в сильном нервном напряжении. Он женился на девушке вдвое моложе его. Она забеременела, и Бейкер был совершенно счастлив до тех пор, пока она не объявила ему, что ребенок — от другого мужчины и она уходит к нему. С тех пор он разуверился в людях и находится в постоянном страхе, что кто-то обманет его и на работе.
— Понимаю. Неприятная история.
Они немного помолчали. Уэксфорд отчаянно надеялся, что Говард не уйдет снова, оставив его один на один с этим газовым заводом и гнетущими мыслями. Чтобы задержать его еще на какое-то время, он сказал:
— Кстати, о ребенке Лавди Морган…
— Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, — отозвался Говард. — Даже не знаю, что и думать. Не пойму, насколько это существенно для данного дела, поэтому надо с кем-то обсудить. С тобой.
Уэксфорд почувствовал огромное облегчение и расслабился — слова племянника звучали искренне. Может быть, в конце концов…
— Ребенок, возможно, находится с бабушкой и дедушкой, — заговорил Уэксфорд, буквально ощущая, как его покидает жалость к самому себе. — О них тебе что-нибудь известно?
— Мы делаем все возможное, чтобы отыскать их. Во-первых, родителей необходимо найти до того, как она будет похоронена, но я начинаю думать, что их уже нет в живых. Да, конечно, понимаю, в наше время у девушек всегда возникают разногласия с предками, они уходят из дома, но в таком случае родители чаще всего еще больше начинают беспокоиться о детях. Что же это за люди, если у них пропала или хотя бы просто ушла из дома дочь, двадцатилетняя блондинка, и теперь, читая в последних газетах все эти публикации, они не предпринимают никаких попыток связаться с нами?!
— Видимо, это просто люди, лишенные воображения, Говард, или же в их сознании собственная дочь не ассоциируется с Лавди Морган, потому что это — не настоящее ее имя, и они не знают, что их дочь жила в Кенберн-Вейл.
Говард пожал плечами:
— Она словно с неба свалилась в Кенберн-Вейл два месяца назад безо всякого прошлого. Сейчас, насколько тебе известно, несмотря на то что у нас нет полных идентификационных карт, как в некоторых странах Европы, все же у каждого есть медицинская карта и номер страхового полиса. В комнате Лавди Морган медицинской карты не обнаружено, так же как ее нет и в списке пациентов местного врача. Трудно представить, что она лечилась у какого-то частного врача, но, возможно, она была настолько здорова, что не нуждалась в медицинском наблюдении. Но у нее был ребенок, Рэдж. Кто и где принимал у нее роды? Когда она впервые пришла в «Ситансаунд», Голд спросил ее о государственном страховом полисе. Она ответила, что у нее его нет; тогда Голд отправил ее к людям, ведающим социальным обеспечением, где она и получила полис на имя Лавди Морган.
— Подожди минуточку, Говард, — перебил его Уэксфорд. — Сие означает, что до этого она никогда не работала. Девушка двадцати двух лет из рабочей среды, которая никогда не работала…
— Может быть, она раньше и работала и у нее был страховой полис на ее настоящее имя. Ты же знаешь, что для его получения не требуется свидетельство о рождении, а только имя, фамилия и место рождения и тому подобное. Не думаю, что существует нечто, что может удержать людей такого рода от получения обманным путем полудюжины полисов и права на пособие по болезни и безработице. Кроме того, бывает работа, для которой полис вообще не нужен, например приходящим домработницам или проституткам или тем, кто занимается криминальным бизнесом, распространением наркотиков, но Лавди Морган конечно же была не из таких.
Уэксфорд покачал головой:
— Она меньше всего походила на девушку, у которой мог родиться внебрачный ребенок.
— Но ты же знаешь, что говорят: именно у таких вот «хороших» девушек и рождаются внебрачные дети. Сейчас мы пытаемся разыскать ее родителей и ребенка. Нами не установлено, что он не был передан кому-то на воспитание в Кенберн-Вейл. Это могло произойти где угодно. Знаешь, что мне труднее всего понять, Рэдж?
Уэксфорд вопросительно посмотрел на Говарда.
— Мне кажется, у нее были причины замести следы и не открывать своего настоящего имени. Например, у нее могли быть властные родители, лишившие ее права на собственную жизнь, или же она могла скрываться от какого-то человека, угрожавшего ей, — я должен и это иметь в виду. Но что я совершенно не могу понять, так это то, почему она делала это годами? Все выглядит так, будто примерно год назад Лавди Морган избегала идти к врачу или получить государственный страховой полис, и вот однажды, точнее, теперь, когда она умерла насильственной смертью, выходит, что жизнь ее здесь длилась не более двух месяцев, словно попала сюда с какой-то другой планеты.
— Что ты можешь сказать об адресе в Фулхеме? — спросил Уэксфорд.
— Тот, о котором говорила Пегги Поуп? Я уже упоминал, что этот дом находится на Белгрейд-роуд, но Лавди там никогда не жила.
— Хозяева дома…
— Допускаю, что они ведут собственную игру и могли говорить неправду, но этого нельзя сказать о всех соседях. Возможно, Лавди ехала однажды на автобусе по Белгрейд-роуд, и это название просто застряло у нее в голове. Я, безусловно, понимаю, что когда указываешь ложный адрес (если, конечно, ты не придумываешь название заново), то это будет название улицы, которую ты когда-то видел или о которой слышал в какой-то связи, благодаря чему она и осталась в твоей памяти. Однако разобраться в том, о чем она думала, очень сложно, Рэдж, а ее нет в живых, и мы не можем подвергнуть ее психоанализу. Если Лавди поступила именно так, мы не пойдем этим путем.
— А что, если у нее был какой-то знакомый, живущий на этой Белгрейд-роуд?
— Ты хочешь сказать, что мы должны проверить дом за домом в надежде его обнаружить?
— Я мог бы это сделать, — ответил Уэксфорд.
Перед тем как лечь спать, Уэксфорд взвесился и обнаружил, что потерял больше двух килограммов. Наступившее утро, вместо бодрости, принесло ощущение какой-то подавленности. Шел дождь. Словно начинающему стажеру, ему предстояло под дождем прочесывать Фулхем. Да и где вообще была эта улица?
На площадке лестницы он обнаружил новую цветочную композицию, составленную Дениз в стиле живописи Сальвадора Дали, которая даже несколько взволновала его. Собравшись спускаться вниз, он зацепился за ветку падуба; освобождаясь, задел рукой это растение-паука, и ему стало как-то не по себе от этого прикосновения.
— Где находится Фулхем? — спросил он, поглощая грейпфрут без сахара. — Надеюсь, не очень далеко отсюда?
— Это в стороне от центра, — сказала Дениз и мрачно добавила: — Некоторые люди называют его «тот самый Фулхем».