Если спросишь, где я: Рассказы
Шрифт:
— Это ты превратил все в дурдом, — сказала Максин. — Этот дурдом — твоих рук дело.
Он поставил чемодан на пол, а сверху положил несессер. Потом распрямился во весь рост и посмотрел на них в упор.
Они попятились назад.
— Осторожно, мам, — сказала Рей.
— Было бы кого бояться, — сказала Максин.
Эл Ди сунул несессер под мышку и взял чемодан. Потом сказал:
— Да, и вот еще что…
Но что именно — он так и не смог придумать.
Всякие мелочи
(Перевод Е. Решетниковой)
В тот день с самого утра изменилась погода, снег таял, превращаясь в грязную воду. По слуховому окошку, выходящему на задний дворик, струйками текла вода. На улице смеркалось; из-под колес проезжающих мимо машин летели брызги. В доме тоже становилось темно.
В тот момент, когда она появилась в дверях спальни, он заталкивал одежду в чемодан.
— Я рада, что ты уходишь! Как я этому рада! — крикнула она. — Слышишь?
Он продолжал складывать вещи в чемодан.
— Сукин ты сын! Да я просто счастлива, что ты уходишь! — она заплакала. — Ты ведь даже мне в глаза смотреть не смеешь!
Тут она заметила на кровати фотографию ребенка и схватила ее.
Он поднял на нее взгляд, она утерла слезы и пристально на него посмотрела, а потом развернулась и пошла обратно в гостиную.
— Положи на место, — сказал он.
— Собирай вещи и уматывай, — отозвалась она. Он ничего не ответил. Застегнул чемодан, надел пальто и, прежде чем выключить свет, оглядел комнату. А потом пошел в гостиную.
Она стояла в дверях кухоньки с ребенком на руках.
— Отдай мне ребенка, — сказал он.
— Ты в своем уме?
— В своем. Но прошу: отдай мне ребенка. Я потом пришлю кого-нибудь за его вещами.
— Не смей его трогать, — прошипела она.
Малыш заплакал, и она откинула край одеяла, прикрывавший его голову.
— Ш-ш-ш, — принялась она успокаивать.
Он направился к ней.
— Ради бога! — воскликнула она. И сделала шаг назад, в кухню.
— Отдай мне ребенка.
— Убирайся отсюда!
Она отступила в угол к плите, стараясь как можно больше прикрыть своего малыша локтем.
Но он был уже рядом. Он потянулся через плиту и вцепился в ребенка.
— Отдай, — сказал он.
— Отстань, отстань! — закричала она.
Ребенок орал, весь красный как рак. Они задели висевший за плитой цветочный горшок, и он упал.
В какой-то момент он припер ее к стене и попытался разжать руки. Теперь он тоже держал малыша, навалившись всем телом.
— Отдай, — все твердил он.
— Прекрати. Ему же больно!
— Ничего ему не больно, — сказал он.
Кухонное окно почти не пропускало света. В полумраке он одной рукой пытался расцепить ее сжатые пальцы, а другой перехватил орущего ребенка у плеча.
Она почувствовала, как под его напором слабеют пальцы. И поняла, что не сможет удержать своего малыша.
Руки ее разжались, и она закричала:
— Нет!
Все равно ребенок останется с ней. Она попыталась схватить его за другую ручку. Обхватила тоненькое запястье и потянула, подавшись назад.
Но он не отпускал. Почувствовав, что ребенок выскальзывает у него из рук, он с силой дернул на себя.
Вот так все и решилось.
Может, станцуете?
(Перевод Н. Рейнгольд)
Подлив себе еще виски, он стоял и смотрел из окна кухни на спальный гарнитур во дворе: кровать с голым матрасом, на комоде карамельно-розовые простыни в полоску, две подушки. Если б не легкий беспорядок, все как всегда — спальня как спальня: с его края прикроватная тумбочка с настольной лампой, и такая же настольная лампа и тумбочка — с ее.
С его края, с ее… Интересно получается, думал он, отпивая виски.
Комод встал в изножье кровати. Сегодня утром он первым делом вытряхнул все из ящиков, распихал белье по коробкам, коробки сложил в гостиной. Возле пустого комода торчит обогреватель. У кровати примостился плетеный стул с декоративной подушкой. Дальше по периметру — «кухня» из алюминия, с кожаной обивкой: заняла чуть не весь подъезд к дому. Их кухонный стол накрыт ярко-желтой муслиновой скатертью — друзья подарили, а она оказалась велика: вон, свисает по краям. На столе красуется горшок с декоративным папоротником, рядом футляр со столовым серебром и стоит проигрыватель — тоже подарки. На журнальном столике едва помещается напольный телевизор, наискосок от него — диван, стул и торшер. Письменный стол пришлось сдвинуть аж к воротам гаража: из окна ему хорошо видны лежащие на столе настенные часы, кухонные приборы и две рамочки с репродукциями. На подъездной дорожке торчит коробка с посудой — все предусмотрительно завернуто в газету, каждая тарелка, каждый стакан. Сам все сделал: утром перетряхнул шкафы, вытащил вещи на улицу, только в гостиной остались еще три коробки. Протянул во двор удлинитель с многогнездовой розеткой и подключил к ней вынесенные вон электроприборы. Щелкнул выключателем в доме, и двор осветился: что раньше было за стеклом, то теперь снаружи, — разницы никакой.
Иногда гнавшие мимо по трассе машины сбавляли скорость, кто-то пялился из окон, но остановиться — не останавливались.
Провожая их глазами, он подумал, что тоже не стал бы.
— Смотри, — сказала девушка парню, — распродажа.
Эти двое как раз обустраивали свое гнездышко.
— Давай спросим, сколько они хотят за кровать, — предложила девушка.
— Телевизор классный, — заметил парень.
Машина свернула на подъездную дорожку и встала перед кухонным столом.
Молодые вышли и стали крутиться возле кухни: девушка потрогала муслиновую скатерть, юноша взял миксер, повертел, воткнул вилку в розетку, включил — судя по звуку, он выбрал режим «рубка». Девушке приглянулась электрическая кастрюля, парень подошел к телевизору, стал крутить ручки, настраивать. Потом сел на диван; закурил, чуть замешкался, не зная, куда бросить спичку, потом щелчком послал ее в траву. Сидит, смотрит телевизор.
Барышня тем временем присела на кровать. Потом сбросила туфли и забралась с ногами: лежит, глядит в небо, и кажется ей, что она видит звезду.