Если свекровь - ведьма
Шрифт:
Вообще-то через пару лет мне будет всего двадцать восемь!
— Да как ты смеешь, Миша! — всплеснула руками Орхидея.
А Бондин сказал спокойно:
— Мне нужна. И она красавица. И через двадцать лет тоже будет нужна.
Я так растерялась, что ничего на это не сказала. И через двадцать лет? Что он хочет этим сказать?
Все уставились на Бондина, и я — тем более. То есть я вытаращилась на него совершенно ошарашенно.
А он пробормотал:
— Извините, мне надо позвонить по службе.
Приложив свой сотовый к уху, он отошел к лесенке.
— Кхм, — первой нарушила молчание деликатная Орхидея, — вам не кажется, что пора устраиваться на ночлег? Вся эта смена поясов утомительна… Я так прямо с ног валюсь.
— Это было бы хорошо, — поддержал ее Николай, — да только хватит ли тут комнат? А то я еще напросился…
— У нас две гостевые спальни, — сказала Мелисса.
— Я могу поспать в гостиной на диване, — сказал Миша.
— А я в кабинете, — сказал, подходя, Бондин.
— Не смог дозвониться до Жасмин? — спросила я.
— Смог, — кивнул он. — Но поговорить не удалось. Что-то со связью, похоже. Вместо слов я слышал только «бу-бу-бу».
— Бу-бу-бу? — повторила я.
— Это то, что я услышал, — кивнул он. — Утром ей перезвоню.
Нам с Орхидеей досталась одна гостевая с двумя узкими кроватями, а Николаю — вторая, совсем небольшая, с одной. Мелисса же собиралась ночевать в своей собственной спальне.
Была еще спальня ее родителей, по соседству с кабинетом, но Мелисса сказала, что они не позволяют там ночевать кому бы то ни было.
Гостевые спальни находились по одну сторону гостиной, а спальня Мелиссы — по другую.
Едва я заснула — или мне показалось, что едва, — как меня разбудил стук в дверь. Стук повторился, вежливый, но настойчивый. И голос Дениса из-за двери сказал:
— Вика, Орхидея! Ганс звонил, вылетаем через час!
Что? Ганс прилетает? Куда? Я вдруг вообразила, что он посадит самолет где-то прямо во дворике виллы. Да нет, самолет Ганса там не поместится! Тогда — на берег, что ли? Ой, кажется, он сказал «вылетаем».
— Ладно! — крикнула я. — Мы сейчас!
Я вспомнила, что на тумбочке стоит ночник, нащупала выключатель и зажгла свет. Плоские электронные часы показывали без десяти семь. Мы спали пять часов.
— Орхидея! — позвала я. Ну и дрыхнет же она! Ничего не слышит!
Потом я вгляделась в полутьму угла, где стояла ее кровать. Кровать была пустой. И где она бродит?
Можно было бы догадаться, где. Когда я оделась и вышла из комнаты, из соседней спальни выскользнула Орхидея в ночном халате, чмокнула кого-то, сказала в ответ на неразборчивое басовитое бормотание:
— И я тебя.
Пробежала мимо меня и юркнула в нашу комнату, бросив мне:
— Доброе утро.
Шустрая тетечка у Миши. А еще говорила, что с мужчинами робеет.
Так. А мне же надо еще рюкзак забрать из кабинета. Но когда я вышла в гостиную, увидела, что рюкзак лежит на диване. Рядом с рюкзаком сидел Бондин в своих гламурных очках и при свете абажура читал газету. Не на русском даже! Хотя в очках же все на русском! У ног его стоял саквояж.
За окнами был утренний полумрак. Солнце еще не вставало, но чувствовалось, что скоро рассвет. Откуда-то тянуло прохладной свежестью.
Бондин кивнул на рюкзак и сказал:
— Я так понял, это ты с собой возьмешь?
— Угу, — сказала я.
— Милые надписи.
— Сама сотворила, — горделиво сказала я.
— Я сразу это понял. В твоем колдовстве присутствует индивидуальный почерк.
— Спасибо, — небрежно сказала я. — А где Ганс посадит самолет?
— На Ла Гомера тоже есть небольшой аэродромчик. В две полосы. Для местных авиалиний.
— Далеко отсюда?
— Километрах в пяти. Я уже вызвал такси. Шестиместное. Но — обычное. С обычным шофером. Так что вам всем придется не пользоваться колдовством.
— Да я всю жизнь без колдовства обходилась, — сказала я.
— Но к нему быстро привыкаешь, правда?
— Это да, — улыбнулась я.
— Но! — сказал он. — Ты им еще не владеешь как надо. Иногда оно у тебя против твоей воли вырывается. Или получается не то, что ты задумывала, — он кивнул на рюкзак.
— Я именно это и задумывала.
— М-м, ясно, — покивал он серьезно. — А я-то думал, что это вторая попытка.
Что?
— Я полез за одеялом в шкаф, и оттуда выпал рюкзачок, похожий на этот.
— И что? Ты шарился в чужом рюкзаке? — Только бы он его не открывал! — Или скажешь, тоже искал там одеяло?
— За кого ты меня принимаешь? К тому же на вид он был абсолютно пустой, — криво улыбнулся он. — А на собачке молнии я заметил свое имя.
Че-ерт. А я-то его не заметила. Вот глазастый. Инспектор, одно слово.
— Ну и что, — сказала я. — Это название фирмы замков, наверное.
— Возможно. — Он поправил очки и снова уткнулся в газету.
Не открыл, значит. Хорошо, что он все же порядочный.
— А где остальные? — спросила я.
— Николая я разбудил перед тем, как будить вас, — сказал Бондин. — Миша вышел подышать воздухом во дворик. А Мелисса в ванной, наводит утренний марафет, как я понял.
— Ясно, — кивнула я. — А когда приедет такси?
Бондин поглядел на наручные часы:
— Обещали через полчаса. Прошло уже двадцать минут.
— Ясно. — Я зевнула, взяла рюкзак с дивана, чтобы не забыть его, и села на кресло. Как же хочется спать. Я прикрыла глаза. Вот сейчас бы кофе не помешал. Я вспомнила, как Ганс настаивал на том, чтобы мы его пили, и пожалела, что в доме нет ни Ганса, ни пиратки-стюардессы.