Если веришь
Шрифт:
– Ты вовсе не хочешь походить на меня, малыш.
– Хочу.
Бешеный Пес улыбнулся печальной улыбкой:
– Я совершил в своей жизни столько ошибок, малыш. Больших ошибок. Я не тот, с кого надо брать пример.
Сердце Джейка словно остановилось.
– Каких ошибок?
– Не стоит о них говорить.
Джейк понимал, что не стоит задавать следующий вопрос, но не смог удержаться:
– У вас... есть дети?
– Я не так глуп, – фыркнул Бешеный Пес. – От такой ошибки не спрячешься.
У Джейка
«Дурак. Идиот».
Джейк проглотил слезы. Чему он, собственно, удивился? Ведь его мать все время говорила, что для Бешеного Пса дети не более чем ошибка. Значит, и он, Джейк, всего лишь ошибка. Но мальчик никогда не позволял себе поверить ей. Он всегда верил в то, что Бешеный Пес будет ему рад.
– Эй, парень, ты в порядке?
«Нет, – хотелось закричать Джейку. – Я не в порядке. Я твой сын. Я твоя ошибка».
Бешеный Пес слегка сжал плечо Джейка:
– Тебе что-то попало в глаз?
Джейк шмыгнул носом. Его плечи опустились под грузом несбывшихся надежд и бесконечных ночных молитв. Все оказалось напрасной тратой времени. Скитания, ложь – все зря. Если Бешеный Пес и узнает правду, ему будет все равно. Не будет никакого радостного воссоединения, ни объятий, ни слез.
Джейк – всего лишь чертова ошибка.
Бешеный Пес, в конце концов, смоется, а Джейк, как и сейчас, снова останется один на один со своими глупыми детскими мечтами.
– Ты и вправду хочешь научиться драться? – Голос Бешеного Пса стал мягким, задумчивым.
– Что? – тупо спросил Джейк. Бешеный Пес ободряюще улыбнулся:
– Ладно, пошли. До ужина еще целый час.
– Правда? – Что-то ожило в душе Джейка. Крошечная коварная искорка надежды, которую он всегда лелеял, снова вспыхнула в его сердце. И хотя он знал, что Бешеный Пес никогда не признает в нем сына, Джейк снова поверил своим мечтам.
Он кивнул и улыбнулся дрожащими губами. Он такой же безумец, как его мать. Она тоже всегда верила Бешеному Псу.
Джейк молча последовал за Бешеным Псом к уединенному месту за оранжереей. Там они остановились.
– Так, малыш, начнем с основ. Чему научил тебя твой отец?
Вопрос застал Джейка врасплох. – Что?
– Твой отец. Как он учил тебя драться?
– Никак, – запинаясь, ответил Джейк, но потом понял, что вопрос Бешеного Пса может послужить началом. Ведь он так мало знал о нем. – А ваш отец... учил вас, как надо драться?
Бешеный Пес напрягся. В глазах мелькнула горечь.
– Можно и так сказать.
Джейк не ожидал увидеть обескураженного выражения на лице Бешеного Пса и не мог его понять.
– А чему он вас научил?
Бешеный Пес громко рассмеялся каким-то совсем невеселым смехом.
– Мой отец научил меня, как принимать удар. – Он прочистил
Джейк постарался сделать все так, как просил Бешеный Пес.
– Ты слишком напряжен, малыш. Попрыгай немного, разомнись.
Чувствуя себя глупо, Джейк подпрыгнул.
– Я закрою глаза, ладно? – усмехнулся Бешеный Пес. – А ты прыгай, до тех пор, пока не почувствуешь, что расслабился.
Когда отец закрыл глаза, Джейку стало легче. Он скакал, болтая руками, и вскоре напряжение спало.
– Все, – проговорил он, наконец, – я расслабился. Бешеный Пес открыл глаза.
– Отлично. Теперь вот так сожми кулаки. – Джейк прижал к груди кулаки.
– Так, начнем с твоей реакции, – сообщил Бешеный Пес. – Я нанесу удар, а ты увертывайся.
– Мы начнем прямо с ударов? – Джейк в недоумении выпучил глаза.
– Это же драка, Джейк, а не операция на мозгах. Все дело в ударах.
– О! – Джейк почувствовал, что его начало подташнивать. – А будет... больно?
Бешеный Пес удивленно изогнул брови:
– Если не увернешься, то будет больно.
Мария пробралась наверх, вздрагивая каждый раз, когда скрипела ступенька.
– Расе, – хрипло прошептала она, – ты здесь? – Ответа не последовало.
Она поднялась наверх и стала вглядываться в темный коридор. Никого. Дверь в спальню отца закрыта.
Осторожно ступая, она прошла мимо своей спальни, мимо отцовского кабинета и его спальни и подошла к комнате, где ее мать обычно занималась шитьем. Перед дверью комнаты матери она остановилась.
Ее сердце билось, как у испуганного кролика. За те восемь месяцев, которые прошли со дня смерти матери, она ни разу не заходила сюда, даже чтобы прибраться. В прошлом году сразу после похорон, ощущая острую боль, она зашла в святая святых матери одна.
Хотя от невыплаканных слез у нее стучало в голове, она убрала все вещи матери, накрыла мебель простынями, как чехлами, закрыла за собой дверь и ушла. Больше она не решалась туда входить. До сегодняшнего дня.
«Ты сможешь, – сказала она себе. – Ты сможешь сюда войти. Это всего-навсего комната...»
Выпрямившись, Мария взялась за круглую ручку двери и повернула ее. Дверь распахнулась.
Через окно в восточной стене, сквозь дорогие кружевные занавески, заказанные матерью по каталогу Блумингдейла, комнату заливал солнечный свет. Белые простыни, покрывавшие предметы мебели, напоминали причудливые мрачные привидения.
На минуту Мария застыла на пороге, потом вошла и прикрыла за собой дверь. В ноздри ей ударил запах пыли и паутины. Она подошла к стоявшему у окна бесформенному предмету и откинула в сторону пыльную простыню.