Если завтра случится

Джолос Анна

— Она тебе не девка, — бросаю зло.

— Я мог бы употребить куда более подходящее слово, учитывая, что она спала с двумя мужиками одновременно. Например…

Не даю закончить. Вскочив со ступеней, бросаюсь к Кириллу. Естественно, чтобы начистить ему рожу.

— Ну давай-давай, — он ещё и открыто провоцирует. Стоит с дебильной ухмылкой на лице. Не шелохнулся даже. — Трезво взгляни на ситуацию. Сам поймёшь, что от истины я недалёк.

— Ты ни черта о нас с ней не знаешь!

—

Достаточно того, что я видел, — отражает холодно.

Намекает на проклятое сообщение, которое, должно быть, прочёл в машине.

— Не смей оскорблять её, — хватаю его за грудки.

— Клим, — тяжёлая рука Паровозова опускается мне на плечо. — Остынь, братан. Не надо. Это лишнее.

— Пусть выпустит пар, Илюх, — снисходительно даёт добро Дымницкий. — Мож полегчает. Молодой, горячий. Кровь бурлит.

Выпускаю ткань куртки. Задев его плечом, прохожу мимо и останавливаюсь у перил.

— Без обид, Климов. Ты меня знаешь, я всегда называю вещи своими именами.

— Дым, ну на хера ты это делаешь? Не подливай масла в огонь, — стопорит его Паровоз.

— Да жаль его потому что. Все вокруг «поимели»: родной брат, семья этой Насти, во главе с губернатором. Она сама…

— Оставь свою жалость при себе, — цежу сквозь зубы.

— Пацаны-пацаны… Что один, что второй. Как вы любите создавать себе лишний геморрой, — раздражённо цокает языком. — На кой икс она сдалась тебе? Мало баб других вокруг?

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — отрезаю ледяным тоном.

— Очень зря, Дань. Зелёный ты совсем. Не мешало бы послушать кого-то взрослого и опытного.

— Слышь, зрелый и опытный, учить меня жизни решил, что ли? — оборачиваюсь.

— Может и так.

— Да иди ты…

— Я не прав? Давай без горячки рассудим. Ты недостаточно дерьма хлебнул из-за этой девчонки? — идёт на меня. Шаг. Второй. — До сих пор скрываться вынужден по её милости.

— По своей тупости, — исправляю я его.

— Не без этого, — кивает, соглашаясь. — Но в Москве ты мог начать всё с чистого листа. На хрена было опять с ней связываться?

Глаза в глаза друг другу смотрим.

Он предельно спокоен, а вот у меня внутри происходит самое настоящее стихийное бедствие.

— Просто ответь на мой вопрос. Зачем в очередной раз ломать себе жизнь, сопляк? Детдом, брат-утырок, замужняя баба.

— Люблю потому что. С самого детства. Только её одну.

— Пфф, — закатывает глаза.

— Тебе не понять…

— Не понять, да. Гордость то где? Самоуважение? Независимость?

— Ты со своей независимостью к пенсии один останешься.

— И Слава Богу! Не хватало ещё слюни распускать из-за куска…

На этот раз он всё-таки получает по морде.

Не

выдерживаю.

— Полегчало? — дотрагивается пальцами до скулы, в которую секунду назад врезался мой кулак. Шевелит челюстью.

Откровенно говоря, при желании мог бы ушатать меня в ответ, но почему-то не спешит этого делать.

— Ни к кому в этой жизни нельзя привязываться, Климов.

— Не навязывай мне свою долбаную философию.

— Не навязываю, — сплёвывает кровь. — Совет дружеский даю.

— Пошёл ты в очко со своими грёбаными советами!

— Зря ты так…

— Я посмотрю на твою рожу, когда Малая найдёт себе того, кто не зассыт брать на себя ответственность, — выкатываю смело.

Кто ещё прямо скажет ему об этом?

— Не понял. Яська тут вообще причём?

Не понял он…

За кретинов нас всех держит, что ли?

И заметьте, имён я не называл. Сам спалился.

— Тебя, Дымницкий, однажды так нещадно скрутит, что охереешь.

Он смеётся.

Отрицательно качает головой.

Не верит.

Думает, железный человек, мать его.

— Так, всё, вы оба, разошлись нахрен, раз конструктивного диалога не выходит, — Паровоз влезает между нами и расставляет руки.

— Да ты посмотри на него, Илюх. У него ж на роже написано, что попрётся завтра к её мужу.

Естественно, я пойду к нему.

— Не твоё дело, ясно? — выдаю вслух.

— У твоей балерины ребёнок от другого мужика. Очнись, Дань!

— Отвали от меня.

Отхожу.

Набираю Настин номер.

Абонент снова не доступен.

И так уже второй час.

Какого дьявола ты делаешь? Какого…

С психу разбиваю телефон о ступеньки.

Под рёбрами горит. Дышу часто-часто.

— Не существует этой вашей любви. Есть реальность, и в ней твоя Настя — чужая жена. Прими. Покувыркались, разошлись. Кинула. Иди дальше.

— Дымницкий…

Посылаю его на три буквы.

Итак до блевоты тошно.

— Ребёнок точно от мужа? — спрашивает Паровозов задумчиво.

— Что мой — шансов нет, — отвечаю убитым голосом.

Мы ведь с ней всегда предохранялись. Кроме того, первого раза, но это было почти четыре месяца назад.

— Дань…

— Завтра же поеду к ней в театр. Пусть скажет всё это мне в лицо, — убираю трясущиеся руки в карманы и стискиваю челюсти до хруста.

— В театр… Нет её там, — огорошивает Дымницкий, затягиваясь сигаретой.

— В смысле нет? — поворачиваюсь к нему и вопросительно вскидываю бровь. — Какого ляда ты молчишь?