Если женщина хочет...
Шрифт:
– Да, жизнь здесь бьет ключом. Даже чересчур, – кивнула Дельфина. – Постоянно что-то происходит. На следующей неделе в нашем отеле начинается очередная конференция политологов, и Редлайон затопят толпы журналистов и политиков, сгорающих от желания увидеть свои фотографии в газете.
– Все как обычно, – откликнулась Лара. – Теперь о тихой жизни в деревне приходится только мечтать. Но я бы не стала говорить это городским. Иначе они все бросят и переедут сюда.
Дельфина засмеялась.
– А мы хотим, чтобы Редлайон оставался нашей маленькой тайной, верно?
1
Хоуп Паркер остановилась у секции литературы по кулинарии и выпустила из рук пакеты с покупками.
Рассеянно посмотрев на толстый учебник французской кухни для «подготовленных читателей», Хоуп заметила рядом с ним толстый том с яркими золотыми буквами на корешке: «Кулинарии для трусих: как стать королевой кухни». Королевой кухни? О да, именно этого она и хотела! Хватит с нее готовой лазаньи и замороженных цыплят в фольге. Она научится готовить великолепную домашнюю пищу, и Мэтту больше не придется приглашать важных клиентов в дорогие рестораны Бата. Вместо этого он сможет приводить их домой, а она, одетая во что-нибудь элегантное, но сексуальное, выпорхнет из кухни, благоухая ароматом крем-брюле. Солидные бизнесмены будут уписывать тающее во рту мясо с густой подливкой и спрашивать, почему она работает в банке, а не открывает собственный ресторан.
Тоби и Милли тоже обрадуются. Конечно, когда немного подрастут. Они будут думать, что самодельный майонез – самая обычная вещь, и станут хвастаться перед одноклассниками, что их мама «самая лучшая повариха в мире». Хоуп помнила такие разговоры со времен учебы в школе. Однако она и ее сестра Сэм всегда сторонились споров о том, чья мать лучше всех готовит. У их тети Рут было много достоинств, но кулинарные таланты в их число не входили. Хоуп часто задумывалась над тем, умела ли готовить их мать. Тетя Рут никогда не говорила о таких вещах. Может быть, мама была замечательной кулинаркой и это качество передалось ей по наследству? В таком случае от Хоуп требовалось только одно: проверить это, отказавшись от цыплят быстрого приготовления. Хоуп подхватила пакеты, заплатила за книгу и поспешила в универмаг «Джолли». Она не собиралась заходить в отдел женской одежды, но искушение было слишком велико. Хоуп потрогала цветастую юбку из тонкого хлопка с изящным узором из роз. Фон был светло-синим, цвета веджвудского фарфора; мелкие лиловые цветки чередовались с малиново-розовыми. Хоуп грустно вздохнула. Это была не юбка, а стиль жизни. Стиль жизни, при котором женщина обитает в уютном коттедже с послушными, хорошо воспитанными детьми и с любящим, ценящим ее мужем. Эта женщина сама шьет наволочки, умеет сушить лаванду и консервировать овощи и фрукты вместо того, чтобы покупать их в супермаркете. Она не застегивает юбку английской булавкой и не повышает голоса на детей, если те по утрам выливают на себя полный пакет молока, после чего их нужно переодевать с головы до ног. Нет. Такая женщина пользуется цветочными духами в старомодных флаконах и порхает по магазину с корзинкой, покупая натуральные овощи, к которым прилипли комочки земли. О таких женщинах люди говорят: «Ну разве она не прелесть? Чудная мать, замечательная кулинарка… Вы пробовали ее яблочный пирог? А ведь она еще и работает…»
Ага, как же! После дождичка в четверг… Она никогда не была Миссис Цветастой Юбкой и никогда не будет ею. Она была Миссис Рабочей Лошадью, дети которой привыкли к крику: «Прекрати немедленно, а то убью!» Она никогда не «порхала» – что весьма затруднительно, если ты устала как собака и ноги у тебя пудовые, – и никогда не разговаривала с соседями, так что у них не было возможности составить о ней какое-нибудь мнение. А что говорить о наволочках, если она так и не удосужилась пришить пуговицу к юбке и та несколько месяцев держалась на булавке!
Хоуп тряхнула головой, чтобы избавиться от неуместных мечтаний, подхватила покупки и заторопилась в отдел мужской одежды, в секцию галстуков. Прошла целая вечность, прежде чем она нашла то, что могло бы понравиться Мэтту: бледно-желтый шелковый галстук с отчетливым рисунком. Правда, он стоил дороже, чем ее пальто… Ну и черт с ним!
Женщина за стойкой аккуратно положила галстук в коробку.
У нее были тщательно уложенные волосы, хорошо ухоженные ногти и безупречно накрашенные губы; казалось, она только что вышла из салона красоты. Светлые волосы Хоуп, собранные в конский хвост, растрепал ветер, а от помады, нанесенной утром, осталось одно воспоминание. В присутствии продавщиц Хоуп неизменно чувствовала себя разбойницей с большой дороги. А ведь она еще помнила те времена, когда тщательно ухаживала за собой, те далекие времена до рождения детей, когда на французский маникюр у нее уходил весь воскресный вечер. Теперь она проводила воскресные вечера, потея над гладильной доской, думая о том, что необходимо купить на следующей неделе, и пытаясь выудить из огромной кучи белья два одинаковых носка.
– Это подарок? – спросила продавщица, намекая на то, что женщины типа Хоуп покупают дорогие вещи лишь раз в год.
– Да, – сказала Хоуп, борясь с желанием злобно ответить: «Нет, это для меня. По уик-эндам я наряжаюсь в мужскую одежду, а сейчас подыскиваю партнершу для встречи лесбиянок, любительниц мотоциклов „Харлей-Дэвидсон“.
Однако пришлось сделать вежливую мину. Честно говоря, Хоуп еще никогда не платила столько денег за галстук. Он был чудовищно дорогим даже в качестве подарка на сорокалетие. Утешало только одно: он должен был понравиться Мэтту. Галстук прекрасно подходил к недавно купленному мужем импозантному костюму, да и вообще к имиджу Мэтта, тоже очень импозантному. Единственной неимпозантной вещью в гардеробе Мэтта Паркера была сама Хоуп. «Может быть, беда именно в этом?» – с внезапной тревогой подумала она.
С недавних пор Мэтт перестал быть похожим на себя. Он всегда был оптимистом, счастливчиком и везунчиком, но в последние недели постоянно пребывал в плохом настроении, хмурился и был спокоен только тогда, когда что-то делал. Он все время искал себе занятие – даже в тех редких случаях, когда дети не дрались и появлялось время посидеть и спокойно поговорить. Взвинчен – вот как это называется. Мэтт был взвинчен, и Хоуп терзали мрачные предчувствия, что это имеет отношение к их семейной жизни. Или к ней самой.
Выйдя из магазина, Хоуп свернула за угол на Юнион-стрит и столкнулась с толпой туристов, охавших и ахавших при виде каждого изящного георгианского особняка из песчаника. Бат действительно был красивым городом, но Хоуп, прожившая в нем пять лет, уже привыкла к его красотам. В первые шесть месяцев она едва не свернула себе шею, любуясь местными достопримечательностями, однако сейчас, как и все жители Бата, ходила по городу, не обращая на памятники никакого внимания и проклиная туристов, которые шатались по улицам, как школьники, сбежавшие с уроков.
Хоуп толкнула стеклянную дверь ипотечного банка Уизерспуна, зная, что сейчас уже без двадцати три, а она должна была вернуться в четырнадцать тридцать. Мистер Кэмпбелл, местный управляющий и большой педант, тоже знал, сколько сейчас времени.
– Миссис Паркер, вы опоздали на десять минут, – негромко сказал он.
Хоуп сделала вид, будто ужасно запыхалась. Впрочем, после пробежки по Юнион-стрит это было нетрудно.
– Мне очень жаль, мистер Кэмпбелл, – пролепетала она. – Сегодня моему мужу исполняется сорок лет, и я покупала ему подарок…