Есть что скрывать
Шрифт:
– Вы захотите знать, когда мы видели ее в последний раз, – предположила Рози.
– Было бы неплохо для начала.
– Она была здесь… думаю, недели три назад, – сказала Соланж. – Приходила проведать pap'a.
– Мы смотрели кино, тот старый ковбойский фильм, где они прыгают со скалы, – прибавил Чезаре.
– Да-да, «Бутч Кэссиди», я помню. Вы любите этот фильм и много раз смотрели его вместе. – Соланж улыбнулась, вспоминая, что отцу и дочери нравился один и тот же фильм. – Тео не могла приходить сюда так часто, как хотела. Работа в полиции отнимала все ее время.
– Она жила работой, – подтвердила
– Многие копы такие. Поэтому они часто несчастливы в семейной жизни.
– Как и она, – сказал Чезаре. – Ее брак. Он распался.
– Когда это было?
– Больше двух лет назад, – ответила Рози. – Они тогда расстались, но… до сих пор не развелись. Хотя Тео хотела. Если подумать, какой смысл цепляться за брак, когда отношения между людьми мертвы…
– Они оба…
– Росс…
Соланж и Рози заговорили одновременно, но свою мысль закончила только Рози:
– Они оба хотели. – Она не отрывала взгляда от Нкаты, а родители смотрели на нее.
– Она с кем-то встречалась? – спросил Нката.
– Может быть, но Тео никогда не делилась со мной подробностями личной жизни. Может, из-за разницы в возрасте? Она на семь лет старше.
– А ее муж? У него кто-то есть?
Ответом было молчание.
– Вы говорите о Россе? – переспросила Соланж, словно была сторонницей полиандрии [12] , а Росс Карвер был одним из ее многочисленных мужей. Она посмотрела на Чезаре, потом на Рози, потом снова перевела взгляд на Нкату. – Мы время от времени видимся с Россом, но о таком он нам не стал бы рассказывать.
12
Полиандрия – многомужество.
– Потому что…
– Думаю, не хотел, чтобы Тео знала. Официально они были еще женаты.
Нкате это казалось бессмысленным. Они разводились. Они не жили вместе уже два года. Какая разница, если Тео Бонтемпи узнает правду о муже, с которым рассталась? Сержант поерзал на диване, внимательно разглядывая всех троих, и пришел к выводу, что они что-то скрывают. В семье что-то происходит, и дело не только в гибели одной из дочерей.
Уинстон не стал нарушать затянувшуюся паузу – этому приему он научился у Линли. Большинство людей долго не выдерживают. Но эти трое, как выяснилось, не относились к большинству.
– Я устал, – наконец нарушил молчание Чезаре. – Пойду.
Жена тут же вскочила, чтобы помочь ему, потом повернулась к Нкате.
– Вы не возражаете, сержант? Милая, продиктуй ему, пожалуйста, номера наших мобильных телефонов. Вам же они нужны, правда, сержант?
Он кивнул, и Соланж вывела мужа из комнаты. До него доносились их приглушенные голоса. В дальней части дома открылась, потом закрылась дверь, и все стихло.
Как бы то ни было, Рози осталась с ним. У него сложилось впечатление – по ее напряженности, – что она хранит множество секретов: и своих, и чужих. «Она знает гораздо больше, чем говорит, – подумал Нката. – Непонятно только, с кем связаны эти секреты – с родителями, сестрой или мужем сестры».
Работодатель посоветовал ему взять несколько дней отпуска, и поэтому Барбара Хейверс нашла Росса Карвера дома. Ей не составило труда его найти – просто позвонила по номеру телефона напротив его имени в одной из папок, и он взял трубку. Можно поговорить с ним о смерти Тео Бонтемпи? Она готова встретиться в любом месте или прийти к нему – как ему удобно.
– Тео? – после довольно долгой паузы ответил Росс; в его тоне чувствовалось смирение. – Конечно. – Он назвал Барбаре адрес, и она отправилась к нему.
Его квартира находилась в одном из больших кварталов, тянувшихся вдоль Голдсмит-роу, в Хакни. В большинстве своем это были унылые, давно не мытые здания из красного кирпича. Только один дом, похоже, построили относительно недавно, и его бетонный фасад еще не стал жертвой выхлопных газов, пыли и другой грязи.
Разумеется, тут не нашлось места для ее «Мини» – это же Лондон. По какой-то непонятной причине проезжая часть Голдсмит-роу была перегорожена тремя тумбами; дальше только пешком или на велосипеде. Всё. Поэтому она заехала на тротуар рядом с чугунной оградой, почти скрытой кустарником, и выудила из захламленного «бардачка» потрепанную табличку с надписью «Полиция» и прикрепила так, чтобы ее было видно всякому, кто заглянет внутрь через лобовое стекло. Барбара надеялась, что табличка отвлечет внимание от груды картонок из-под еды навынос и от переполненной пепельницы. И никто не заметит оберток от шоколада «Кэдбери», которые она обычно бросала через плечо.
Выйдя из машины, Барбара тут же почувствовала сильный запах навоза. Огромного количества навоза. Это место было настоящим царством навоза, который летняя жара превращала в гигантское вонючее варево. Вместе с огромным петухом, кряканьем множества уток и ревом осла все это свидетельствовало о близости городской фермы в Хакни. И действительно, когда Хейверс заглянула за кусты по другую сторону ограды, то увидела запущенные клумбы с цветами и овощные грядки, а за ними виднелась крыша амбара. Пока она разглядывала огород, из торца амбара вышли две молодые женщины в высоких резиновых сапогах и панамах. В руках у них были садовые инструменты и корзинки. «Время сбора урожая», – подумала Барбара. Вне всякого сомнения, из изобилия навоза ферма извлекала пользу.
Пока она шла по Голдсмит-роу, разглядывая номера домов, запах не ослабевал. Барбара не могла представить, как можно жить через дорогу от фермы. Вероятно, здесь невозможно открыть окно десять месяцев в году.
Дом, где жил Росс Карвер, находился в самом конце улицы, но воздух тут был нисколько не чище. Барбара поймала себя на том, что инстинктивно задерживает дыхание. Вонь была такой сильной, что если дышать через рот, то можно подвергнуться воздействию двух десятков бактерий, не известных науке, подумала Барбара.
Она позвонила, и замок на двери открылся, впуская ее в здание. Лифт привез ее на верхний этаж. Видимо, Росс Карвер ждал – она едва успела поднять руку, чтобы постучать, как дверь открылась. Перед Барбарой стоял красивый загорелый мужчина – вероятно, сам Карвер.
Знала она о нем только то, что он – инженер-строитель. В данный момент Карвер был больше похож на поклонника рок-звезды. Щетина на щеках; шикарные темные кудри убраны с лица и зафиксированы каким-то гелем, а на затылке собраны в пучок; в одном ухе две серьги в виде маленьких колечек и похожий на бриллиант «гвоздик», в другом – такой же гвоздик. Из одежды на нем был жилет, знававший лучшие времена и явно не по размеру, и синие джинсы. Рубашки не было. На Прекрасного Принца он не тянул.