Есть, господин президент!
Шрифт:
Идиотская версия о злодействах Сенечки-коалы стала последней каплей. Я окончательно и бесповоротно уверился в том, что сейчас из Тимы не выползет наружу опасная харизма. Нам обоим везет.
Набрав номер Гришина, я дал отбой. А Тиме с Органоном жестом позволил наконец сесть и по-барски обронил:
– Разберемся… Но давайте-ка сперва поговорим о телешоу.
– Вы его смотрели? Правда, здорово? – загордился Погодин. – Я был в ударе, прямо вдохновение какое-то накатило. У нас в политсовете все говорят, что я сделал бабку одной левой. И зрители, если вы заметили, все были за меня, и арбитры. Обидно, конечно, что этот Журавлев
Пункт номер четыре, подумал я, стараясь, чтобы моя радость никак не просочилась наружу. Боже мой, я был прав! Он ни о чем не догадывается, совершенно. Он так себя любит, что легко поверил: все восторги им заслужены самостоятельно, без чудес.
– Да, выступили вы неплохо, – сдержанно похвалил я. – Одного я не пойму: чего вы с Лерой все жрали в прямом эфире? Это же некультурно. Другого времени у вас, что ли, не было?
– Очень вкусные попались пирожные, – застенчиво признался Погодин. – Какие-то новые, я раньше таких никогда не пробовал. Мы их в кондитерской закупили, на Шаболовке – ну той, про которую бабка рассказывала. И она там, кстати, буквально перед нами пришла, мы после нее еле-еле успели последние три штучки купить. Два я вчера съел, и одно еще осталось. Пирожные – чудо, Иван Николаевич! Я бы за такие Госпремии давал.
– Что еще за пирожные? – спросил я самым безразличным тоном.
– С изюмом, – радостно объявил Погодин. – Экспериментальная партия. Называются… это… «Парадокс»! «Парадокс с изюмом».
Органон глянул на босса с чувством превосходства и уточнил:
– «Парацельс» они называются, Иван Николаевич.
– Что-о-о-о-о? – Я вздрогнул. – Ка-а-ак ты сказал?
– «Парацельс с изюмом», – повторил Органон. – Я хорошо запомнил, Иван Николаевич. Дурацкое название, правда?
Глава двадцать третья А вот и Vati! (Яна)
Тем, кто выехал из Краснопольского с утра пораньше, Рублевка могла показаться Землей после ядерной войны: птицы не поют, лягушки не квакают, на трассе – шаром покати, в коттеджах – кладбищенская тишина. Все живые отсыпаются. Даже хищные мутанты – зебролюди племени ГИБДД – еще не выползли из нор.
Первые полчаса Макс вел мотоцикл молча. Затем печально произнес:
– Это похоже на инфекцию гриппа.
– Ты о чем? – не поняла я.
Ход его мыслей часто был для меня загадкой. Возможно, в самых ответственных случаях он тщательно строил фразу сперва на своем немецком, а затем уже мысленно переводил ее на русский. За это время я, конечно, успевала напрочь забыть тему нашего разговора.
– О неприятностях, – ответил Макс. – Все началось с того покойника в «мерседесе». Сначала неприятности были у него, потом они стали у меня, затем перекинулись на тебя, а теперь еще и Окрошкин. И, мне кажется, во всем виновата «Магнус Либер Кулинариус». Что-то с этой книгой не так. Парацельс, наверное, сам это чувствовал. Потому и остерегся писать ее во второй раз.
– Да-а, докатились. Только мистики нам не хватало для полного счастья, – вздохнула я. – Хорошо еще, нам на первом курсе читали диамат. Жизнь есть способ существования белковых тел… Материя первична, дух вторичен… И, кстати, никакой из духов не может вселиться в книгу. Потому что книга, дорогой Макс, – это всего лишь множество нарезанных в четвертку листов бумаги разного формата, собранных вместе, переплетенных и склеенных клейстером. Знаете ли вы, герр Кунце, что такое клейстер?
– Знаю, – серьезно ответил Макс. – У Парацельса была своя рецептура и для клейстера, особая. Я читал про это у Зудхоффа. Страницы должны были держаться намертво. Если попробуешь быстро и исподтишка дернуть страницу, ровно никак не получится… Ты заметила, что наш лист не вырван из книги, а аккуратно вырезан?
– А какая разница, вырван он или нет? – удивилась я.
– Разница есть, – пояснил Кунце. – Выходит, занимался этим сам владелец… один из владельцев, и, скорее всего, не автор. Тщательно резал, никуда не торопясь. Может быть, он собирался продавать книгу по частям. Или, может, хотел кому-то показать товар, но боялся отдавать книгу целиком. Или, допустим…
– Меня сейчас не очень волнует, кто, что и откуда выдернул, – прервала я Макса. – Это успеется. Мы тут занимаемся теорией, а Окрошкина тем временем чуть не убили. И сделали это не наяды или дриады какие-нибудь. Его покалечили вполне реальные мерзавцы. Вроде тех, которые напали вчера на нас, а еще раньше – на тебя.
– Мы должны были обратиться в полицию? – спросил наивный Макс.
Да уж, с горечью подумала я, моя милиция нам особенно поможет. А догонит – еще и добавит. Папочка был прав: максимум, на что способны сегодня люди в форме, – это расследовать кражу пары деревенских куриц. Причем одна из двух наверняка к хозяину обратно не вернется. Мент – он ведь тоже куриную лапшу уважает.
– В милиции у нас даже заявление не примут, – просветила я недотепу. – Что мы им расскажем? Что один сукин сын пытался отнять у меня «Искусство еды» с автографом автора? Так ведь не отнял же… О! Ментам еще можно рассказать про Парацельса. Как у него в Китай-городе книжку стырили пятьсот лет назад. Вдруг заведут дело по вновь открывшимся обстоятельствам?
– Почему ты на меня сердишься? – внезапно сказал Макс. – Я же чувствую, Яна, ты на меня в обиде. Я что-то сделал не так?
– Ничего я не сержусь, вот еще выдумал… – фыркнула я и хлопнула рулевого по черному кожаному плечу. – Глупостей не говори, а следи-ка лучше за дорогой. А я тебе объясню наш план.
– План? Он у нас имеется?
Впервые за все утро в голосе Макса сквозь уныние проклюнулось что-то вроде робкой надежды. Он-то, наверное, думал, что беда с Окрошкиным выбьет меня из седла надолго. Плохо же он знает Яну Штейн! Чем сильнее меня пригибают извне, тем энергичней я потом распрямляюсь. Ничего сверхъестественного: принцип пружины.
– Само собой, имеется, – авторитетно подтвердила я, – у нас будет плановое хозяйство. Рыночная стихия в этой отрасли не катит… В общем, я вчера все обмозговала и более-менее представляю наш распорядок действий. Вариантов мало, но они есть. Поиск по ресторанным меню, как и советовал Тринитатский, мы продолжим, это остается, но главное пока – Адам Васильевич. Я хочу понять, кто на него напал и что хотели эти козлы. Если они из одной компании со вчерашними, ну со свастикой, – это одна версия. Если мерзавцы посторонние – другая. В любом случае я сегодня же вечером навешу Окрошкина в больнице…