Есть ли жизнь после отбора?
Шрифт:
– Потому что она красива и очень, очень стара,- пожал плечами мужчина. – О, портреты прославленных генералов.
Он и Тина отошли в сторону, а я осталась стоять перед фреской. Она… Она действительно зачаровывала. И пугала – настолько детализированных фресок мне видеть не доводилось. Клянусь всеми богами, линза на вершине башни – близнец той, что еще не до конца «убита» на Окраинах!
А еще пугает цифра «3» в основании башен.
«Если смотреть в целом, то в нашем мире есть три точки, на которых держался щит. Одна еще работает. Вторая здесь,
И, в пару к нему, я вспомнила об откровении Гамильтона – Империя Штормов находится в другом мире, который соединен с нашим через соприкосновение двух морей.
– Что-то мне это не нравится,- тихо выдохнула я,- оч-чень не нравится.
И, задрав верхнюю юбку, я принялась отрывать подол нижней.
– Мина?! – голос Тины эхом заметался по залу Славы.
– Не мешай,- пропыхтела я. – Ты не встанешь между мной и холстом!
– У тебя под юбкой что угодно, только не холст,- вздохнула подруга и подошла ближе. – Что ты делаешь?!
А я, развеяв иллюзорные перчатки и стянув повязку, вновь разрезала ладонь. Затем короткое заклятье и на белой ткани появляется точная копия фрески. Следом я все прикрыла стазисом – кровь не чернила, рисунок может исказиться.
– Рассмотрю при случае,- пояснила я и спрятала кусок юбки в Безвременье.
– Ты меня пугаешь,- вздохнула подруга.
=-=
=-=
– Нет, это ты меня пугаешь,- эхом откликнулась я, когда подруга из ниоткуда вытащила бархатный мешочек из которого вытряхнула крошечные флакончики и баночки. – Откуда у тебя все это?
Тина же, закончив обрабатывать мою руку, фыркнула и, ссыпав все обратно, ловко пристроила мешочек в складках юбки:
– Я знала, куда и с кем иду.
– Жаль, что мы не можем спрятаться здесь до конца вечера,- негромко произнесла Ауэтари.
– Можем, но нас придут искать,- поправил ее Гамильтон. – Знаешь, пока мы не вышли, сотвори подобие меня. Хочу подняться наверх и поразнюхать всякого разного.
– Гамильтон,- нахмурилась я,- не стоит разделятся.
На что мой компаньон с интересом спросил:
– Ты правда считаешь, что кто-то из столичных боевых магов способен представлять для меня угрозу?
– Я думаю, что угрозу для тебя представляет чрезмерная самоуверенность,- проворчала я, создавая плюшевого бассета. – Будь…
– Осторожен? – Гамильтон легко соскочил на пол и вернул свой привычный размер.
– Будь собой,- смирилась я. – И не попадайся.
– Ха! Быть мной это и значит не попадаться,- горделиво приосанился он и искоса посмотрел на Ауэтари.
– Скажи это тетушке Тарии,- хохотнула Тина,- и тому блюду с котлетами!
– Она не могла тебе этого рассказать!
На что Ауэтари, спрятав улыбку в брылях, невинно уточнила:
– Рассказать, как ты повадился таскать котлеты и не заметил простейшую ловушку из ниток и пустых кастрюль? Или что нитки зацепили за пуговицы жилета и волочились за тобой следом несколько метров? Или…
– Хватит!
Мне было искренне жаль компаньона, но история и правда стоила того, чтобы ее рассказать. И похохотать, разумеется. Одна из любимых историй тетушки Тарии о Гамильтоне.
– Почему никто не говорит о моем сражении с грамрлами? Когда они подобрались к стенам крепости и я, я это заметил,- пробубнил Гамильтон.
– Потому что это грустная история,- я присела с ним рядом,- потому что мы едва тебя не потеряли. Ты сражался один и победил, но был изранен так, что… Что вспоминать об этом не хочется.
– Но из-за этого вас послушать, так я только и делаю что ем,- Гамильтон, уже отошедший от обиды, состроил хитрую морду,- а я, может, хочу послушать о своих подвигах.
– Вот все закончится, там и поговорим о подвигах,- пообещала я.
Укутавшись отвлечением внимания, Гамильтон выскользнул из зала Славы, а мы продолжили обход. Через несколько минут мы услышали шаги.
– Игнорируете веселье, леди Фоули-Штоттен?
Это был виконт Руани. Виконт, с которым что-то уже успело случится – нездорово бледная кожа, тени под глазами и обветренные губы.
– С вас маскировочные чары слетели,- задумчиво сказала Тина. – Вы к целителям обращались?
Он бросил на нее нечитаемый взгляд, создал зеркало, скривился и, развеяв стекляшку, пожал плечами:
– Было трудно успеть к этой ночи. Могу ли я вернуть вам очарование вечера? Что-то заставило вас перестать веселиться.
– Трудно веселиться, когда в темном алькове умирает юная леди,- я пожала плечами и вернула на руки иллюзию перчаток,- стыдно признаться, но за все время отбора мне так и не довелось побывать в этом зале.
– Старые портреты, фрески,- виконт с презрением огляделся,- никому не нужная рухлядь занимающая красивейший зал. Думаю, для всего этого найдется хранилище попроще.
А я… Я вдруг в виконте увидела бастарда. Надо же, как легко люди перенимают черты других людей. Этот надменный прищур, змеиная ухмылка и абсолютное неприятие всего связанного с предыдущими поколениями Дарвийских.
– Отец лорда Рентийского не порадуется,- осторожно ответила я. – Отчего он не присутствует на балу?
– Занят,- оскалился было виконт и тут же попытался исправиться,- так я говорю лишним людям. Но вам, миледи, признаюсь – старый лорд приболел.
– При дворе порядка пятнадцати целителей, трое из которых имеют высшую степень квалификации,- припомнила я. – Должно быть, это очень серьезное «приболел», иначе ничем не объяснить настолько открытое пренебрежение. Люди могут подумать, что старый лорд недоволен новым Правителем.