Есть мертвые, которых надо убивать
Шрифт:
О том, что было с нашей страной после, автор не стал рассказывать, и мы можем судить об этом только по краткому абзацу, в котором упомянуто, что через десять лет героям-освободителям императорской семьи на месте сего знаменательного события все в том же Крыму будет установлен памятник. Следовательно, монархия в России возродилась, а Ленин и большевики сошли с исторической сцены. Автор не уточняет деталей, но мы можем предположить, что монархия эта была бы конституционной, а Россия стала бы развиваться по пути всех цивилизованных стран, хотя, с другой стороны, я бы ни за что не поверил, что и ее противники, и ее бывшие союзники спокойно смирились бы с захватом этих самых проливов. Однако альтернатива, намеченная Булычевым, имела гораздо больше шансов осуществиться в реальности, чем аксеновская Республика,
Автор не сообщил нам, когда и почему Андрей и Лида воспользовались своей машиной времени еще раз, но в следующем романе "Заповедник для академиков", мы, переместившись в 1932 год, обнаруживаем, что Андрей оказался в лагере, а Лиде приходится скрывать свое замужество с репрессированным.
О 1932 годе, точно так же, как и о 1913-ом или 1917-ом, я, как и большинство читателей, могу знать только по литературе. И вот, как ни странно, мне кажется, что более далекие от нас годы автор описал точнее, адекватнее, если можно так сказать. Не исключено,что я ошибаюсь. Ведь если о том времени написано множество разных, но в том числе и правдивых книг, то по каким, собственно, произведениям мы можем судить о конце Первой и начале Второй пятилеток? Не по вранью же Эренбурга, Катаева, Коптяевой или Шолохова /я имею в виду "Поднятую целину"/? Маленькой "Зависти" Юрия Олеши и локальных сцен из "Мастера и Маргариты" явно недостаточно, чтобы ясно представить себе атмосферу тех лет.
Повторяю, может, я ошибаюсь, но по некоторым признакам мне кажется, что в начале 30-ых годов революционный энтузиазм, хотя и во многом выветрился, но окончательно не угас. Поэтому атмосфера повального страха и всеобщего сыска кажется мне преувеличеной. Автор явно смотрит на 32-ой год через призму 37-ого, 41-ого, 53-его. И вообще мне кажется первая половина по меньшей мере растянутой.
Зато ее недостатки окупаются второй, в которой протянулся параллельный исторический ход; его нереальность автор подчеркивает заглавием: "Как это могло быть". И опять я повторяю фразу - странно, но вторая, фантастическая часть кажется мне гораздо истинее воспроизводящей обстановку тех лет, чем первая, названная "Как это было". Правда, здесь речь идет уже не о начале, а о конце 30-ых годов.
Мог ли Сталин создать атомную бомбу первым? Думаю, что нет, для этого необходимо было изначально иное отношение к науке и к ученым. Точно так же и Гитлер мог и не мог этого сделать по той же самой причине. И все-таки какое счастье, что боги лишили двух тиранов остатков и без того небогатого разума. Может быть, мы и существуем еще на этой планете только потому, что
– 7
в руках вождя народов / о чем, правда, не все народы были проинформированы/ бомба оказалась тогда, когда он уже не мог ею воспользоваться. Ведь даже Америка, которая при всех издержках и оговорках, все же могла считаться демократической страной, заполучив в руки такое оружие, не удержалась от соблазна применить его отнюдь не в боевых, тем более не в оборонительных целях, принеся в жертву ни в чем не повинных жителей Хиросимы. Всего четырех месяцев жизни не хватило президенту Рузвельту, чтобы - я уверен - предотвратить преступление.
Мы знаем, что великие физики мира согласились участвовать в американском проекте, лишь поверив слухами о том, что атомная бомба у Гитлера на подходе. Сказать, как относятся к своей работе советские ученые в романе Булычева, трудно: автор нам их не показал, за исключением мрачной фигуры руководителя проекта Матвея Шавло, честолюбца и, видимо, националиста. Шавло - это не Курчатов; Курчатов стал работать над атомной бомбой, как и Сахаров над водородной, уже зная, что такое оружие у американцев есть.
Но так или иначе в булычевском "Заповеднике..." в секретной зоне атомную бомбу создают. Если быть точным - две бомбы. Одну из них испытывают на месте, построив для этой цели всамделишный город и согнав в него обреченных зеков, в их числе Андрея. Правда, и после успешно проведенного испытания Андрей как герой фантастического романа остается в живых. Однако есть еще вторая бомба. Действие происходит в 39-ом году, до начала войны с Германией.. Но Сталин все-таки подвергает бомбардировке... Варшаву, чем весьма озадачивает лидеров западных держав. Им не дано понять, что его мстительная натура затаила еще с Гражданской войны обиду на гордый, непокорившийся красным конникам город. И надо же было так случиться, что в момент бомбежки Гитлер принимал в польской столице военный парад в честь недавнего покорения этой страны. Но и Сталин ненадолго пережил своего фашистского визави: ему на стол с торжеством положили сувенир, привезенный с места испытаний расплавленный кирпич, чтобы пользоваться им как пресс-папье. О существовании радиоактивности еще не знали, а если кто и подозревал, то побоялся сказать. После смерти Сталина от лучевой болезни в воздух поднялись англо-американские бомбардировщики и сравняли с землей секретный объект. Равновесие в мире было временно восстановлено. А Андрею, вывезенному будущими союзниками России за границу, снова предлагают альтернативу - вернуться в родную страну, в реальную историю, где, правда, живы и Сталин, и Гитлер, но зато его там ждет Лида. Суждено ли влюбленным встретиться вновь? Кто их знает. Я имею в виду писателей-фантастов.
А если герои все-таки встретятся, то у них будет масса возможностей убежать по реке времени от бериевских преследований, от ужасов 41-ого года, от Чернобыльской катастрофы... Только вряд ли они найдут в нашем веке год, попав в который, они могли бы наконец вздохнуть спокойно, обрести жизненное призвание, заиметь детей... Ведь они, выбирая год остановки, ничего о нем не знают. В сущности перед нами непрерывная попытка к бегству, попытка уйти из своего времени, которая, как известно еще из повести Стругацких, не может кончиться добром.
Сталин, какими бы уничижительными эпитетами его ни награждали, конечно, останется в истории как одна из центральных фигур ХХ века, швырнувший этот век в такой крутой штопор, что мы из него не можем выйти до сих пор. Поэтому, естественно, что он становится персонажем множества реалистических, фантастических, сатирических произведений, в которых разные авторы с разных сторон пытаются оценить эту зловещую фигуру. Недаром еще Ларошфуко сказал: "Зло, как и добро, имеет своих героев". Трагическая история нашей страны заставляет писателей рассматривать, как мы видели, различные исторические варианты, снова и снова пытаясь понять: а неизбежно ли было то, что с нами случилось, а нельзя ли было этих страданий избежать? Но такой оригинальной и такой, по сути, издевательской трактовки образа Иосифа Виссарио
– 8
новича, какую предложил Вячеслав Рыбаков в рассказе "Давние потери" /1990 г./ едва ли можно еще где-либо отыскать.
Молодой фантаст изобразил Сталина таким, каким он вырисовывается на плакатах, где держит в обнимку девочку Мамлакат - добродушным, улыбающимся в усы, лучшим другом детей и физкультурников, великим, но скромным философом, искусным дипломатом, близким другом Сергея Королева и Николая Вавилова... Сталин дан восторженными глазами его личной стенографистки-комсомолки /еврейки, между прочим/. Он совсем замучил бедную девочку государственными делами и страшно ей сочувствует, потому что ему и самому больше всего на свете хочется покончить наконец со всей этой суетней и уткнуться в журнал с новыми "осиными" стихами, который ему по большому блату дал на одну ночь Бухарин. /"Ося", как вы догадались, это Мандельштам/. Да и над собой надо поработать, ведь справедливо попенял ему Зощенко: он незаметно для себя стал не говорить, а вещать...
Такой вот Сталин. Добрый-добрый... кто? Добрый царь? Добрый генсек? Добрый вождь всех народов? Ведь при всех тех рождественских картинках, которые нарисовал Рыбаков, он нигде не обмолвился о том, что этот человек кем-то избран на столь высокий пост, тем более всенародно, тем более демократически. Нет, за ним стоит все та же партия /даже Зощенко оказывается делегатом съезда/, все то же политбюро, те же соратники, то есть та же диктатура пролетариата ли, партии ли, только "хорошая" диктатура, такая, какой ее изображали пропагандисты типа Радека, расстреливаемые ею же через определенные промежутки времени. И, может быть, из всех, казалось бы, совершенно невероятных исторических зигзагов, которые только что прошли перед нашими глазами, этот - самый невероятный. Не бывает хороших диктатур. Или тогда она уже не будет диктатурой.