Есть мотивы на Востоке
Шрифт:
И томление тел в звездопад,
А меня беспокойные строчки
Научил извлекать автомат.
Рифмовало их долгое эхо,
Словно выстрел, по диким горам.
Ямб со мной на задание ехал,
А хорей посвятил я кострам.
И не пойте при мне под гитару
О безделье и сладком вине…
Отдал молодость я Кандагару,
Вот и песни люблю о войне.
АФГАНИСТАН
Здесь
На склонах гор, как Книгу Бытия…
Ещё сто лет назад стреляла в англичанина
Винтовка, что нацелена в меня.
Сто лет назад она была весьма удачлива,
О том рассказов много и поэм,
Но устарела, ныне очень вкрадчиво
Ответила на выстрел АКМ.
Как мы мечтали быть в чужих краях полезными!
Но с глаз спадает быстро пелена.
Средневековьем, дикостью, нуждой, болезнями
Пугает нас забытая страна.
Нам не понять её, где и сейчас с лучинами
Живет народ, беднейший из других,
И длится бой, давно затеянный мужчинами,
До самого последнего из них.
А женщины, как верные Аллаха дочери,
Младенца кормят, чтоб стрелял в меня…
Его слеза, беда и автомата очередь
Оставят след на Книге Бытия?
КОМБРИГ
Командир кандагарской бригады,
Он не прятался в бронежилет,
Но на поясе не для бравады
Постоянно носил пистолет.
Он шагал торопливой походкой,
И, когда вам при встрече кивал,
Всем казалось, что в грудь подбородком
Раскалённые гвозди вбивал.
Пожилой, сухопарый вояка
Понимал: на восточной войне
Передышек не ведает драка
И коварство сквозит в тишине.
И собак европейской породы
Он дразнил на верблюдов в те дни,
Чтоб к уродству окрестной природы
Побыстрей привыкали они.
Не Суворов, не лез своей ложкой,
Панибратствуя, в общий котёл,
И не Скобелев, чтоб со скабрёжкой
Вдруг в "отцы-командиры" прошёл,
Но солдат с непочатою кровью
На прочёсках вперёд не пускал,
И за это платили любовью,
Называли тепло аксакал.
Как ни странно, бандиты ни разу
Не взрывали бригадных дверей.
Им навязывал скромность не разум,
А животный инстинкт дикарей.
БОМБЕЖКА
Всю ночь в дымах стонал Герат,
А самолёты всё летели,
И бомбы выли и свистели,
И падал вниз смертельный град.
Распятый город, он лежал
На плахе – сын средневековья –
И так, захлебываясь кровью,
Как чудо света умирал.
Я видел много раз подряд,
Как, чтя приказы и уставы,
Зло выворачивал суставы
Кварталов танковый отряд.
Мечеть персидского царя
Казалась взрывами раздета
И не хотела до рассвета
Дожить, огнём дымы торя.
И сумасшедший крик муллы
Звучал визгливо и фальшиво,
И с дрожью, улыбаясь криво,
Я понимал, виновны мы.
А друг – афганец Тозагуль
Уж звал в оазис Кандагара
Для обалденного загара –
Под ним следов не видно пуль.
ПЕРЕВАЛ
В полнеба кровью алою вставал
Чужой рассвет в чаду кромешной пыли,
Мы, оседлав, бросали перевал,
В который раз без боя отходили.
Три дня мы бились, да и враг разбит,
Но что ж в ушах звенит марш похоронный?
Сюда назавтра вновь придёт бандит
И снова будет грабить, жечь колонны.
Шакалы странно выли в этот час,
Так плачут дети, женщины – по-птичьи,
И на броне лежал один из нас,
Мы увозили от зверья кусок добычи.
Мне мертвеца усмешки не забыть,
Он от мороза был ещё бледнее,
И паренька хотелось мне укрыть
Не знаю, как и чем, но потеплее.
За перевал получат ордена
Ребята из штабов, а мы – медали…
Бездарная афганская война
Смеялась в омерзительные дали.
У КОСТРА
Афганистан, война, привал, пустыня,
Колючка, ветошь и солярки вонь…
С последней спички прыгнул чёртик синий,
И вот из тряпок вырвался огонь.
Люблю смотреть на пламя бесконечно,
И показался вечером чумным
Костёр Вселенной – звёздной, с трассой млечной,
С галактиками, брошенными в дым.
И чуть заметно между языками
Огня в костре сновали существа,
Борясь за место быстрыми руками,
Они молили тихие слова.
Я видел, как ломало и крутило
Мельчайшие фигурки – как в аду,
Их сотни, даже тысячи там было
На растерзанье тщетному труду.
Как объяснить им, корчащимся крохам,
Изгоям жалким, бьющимся в огне,
Что жизнь прекрасна и совсем не плохо
Бывает жить на лучшей из планет?