Есть!
Шрифт:
А потом был Париж – осенний, лучший, именно такой, какой придумала для себя девочка Аллочка, читая роман про трех мушкетеров. Страницы старой книги издательства «Жазушы» пахли в точности так же, как улицы Парижа. Утренний дух круассанов над мостовой. Ароматный туман ресторанной кухни на острове Сен-Луи. Запах оранжевого и душистого, как апельсин, листа в саду Тюильри…
Конечно, любить Париж – банально, но ведь и любить молодых хорошеньких женщин – такая же банальность, тем не менее никто не спешит признаваться в любви к пожилым курносым дамам.
Аллочка приходила в маленький отель только для того, чтобы переночевать, – и всегда оставляла горничной чаевые. Она знала, что будет приезжать в Париж еще много раз – возможно, каждый год. Она вправе – в конце концов ей не на кого сейчас тратить деньги, а сестрень может в кои-то веки сама позаботиться о себе и своем чаде. Чаду, впрочем, Аллочка купила французский подарок – плюшевого толстого Обеликса в полосатых штанах и с лицом Жерара Депардье. Она покупала его и думала, какая громадная разница между пухлым Депардье-Обеликсом и тем Депардье, что пакостил, тонкий и прекрасный, в «Вальсирующих». Такая же разница, как между Аллочкой-домработницей и парижской Аллочкой – обе носили тоненькие перчатки, но у одной они были резиновыми, а у другой – лайковыми.
Так хорошо было Аллочке в Париже, что домой возвращаться расхотелось совершенно – а ведь дома ее все очень ждали.
Депутат Горликов ждал испуганно, мучаясь вопросом: правильно ли он сделал или все же погорячился?
Сестрень ждала Аллочку, заготовив ушат ядовитых словечек.
Племянник ждал Аллочку искренне и страстно, как все зашуганные дети.
А что касается Натальи Горликовой с ее балконами, она ждала Аллочку исступленно, как периода зимних распродаж, и даже поделилась своими странными чувствами к домработнице с модным психотерапевтом Денисом Мертвецовым.
– Откровенничали? – улыбнулся модный врач в ответ на горликовскую исповедь. – Дружили? Подарочки дарили?
– Да нет, кажется, – заволновалась Горликова и начала копаться в памяти судорожно, будто в косметичке. За этим занятием она не заметила, как неприязненно косился Денис Григорьевич на ее знаменитые балконы, обтянутые сегодня бархатными брючками. – Ну, то есть я ей, конечно, дарю иногда что-то по мелочи, но ничего серьезного. И никакой дружбы, о чем вы?
– Молодец, – сказал Денис Мертвецов. – С домашними помощниками – никакой дружбы. Никаких отношений, кроме сугубо деловых.
Наталья нервно облизала губы.
– Тогда почему же я без нее так скучаю?
– Потому что она очень хороший работник.«Непонятно, почему все в таком восторге от этого доктора, – возмущенно думала Балконша по пути домой, где без Аллочки густо колосилась грязь и давно не чесанный голодный кот сновал, как призрак, стараясь не встречаться в коридорах с таким же голодным хозяином. Увы, борщ, котлетки и торт «Ингрид» жили теперь только в воспоминаниях.
Аллочка же, к несчастью запаршивевших Горликовых, вообще о них не думала – у нее был Париж, и единственное, чего ей хотелось, это чтобы он был с ней всегда.
В последний парижский вечер Аллочка решилась – и открыла двери русского ресторана на улице с многообещающим названием «Дарю». Там было пусто, время ужина не настало, и хозяин расслаблялся в компании слегка клюкнувшего типа: на столе перед ними дымились тарелки с борщом. Аллочка потянула носом и сразу поняла: борщ сварен в нарушение всяческих канонов.
– У нас закрыто, – сказал хозяин, скользнув, впрочем, взглядом по худенькой фигурке гостьи.
– И еще у вас борщ неправильный, – отозвалась Аллочка, так что клюкнувший тип развернулся к ней полным корпусом:
– А вы можете сварить правильный?– Могу, – не моргнув глазом сказала Алла Рыбакова, и хозяин бросил ей в руки фартук.
…Гостя звали Павел Николаевич Дворянцев, для своих – П.Н. Отведав Аллочкиного борща, он крякнул, свистнул и потребовал налить еще тарелку.
Подперев щеку ладонью, будто крестьянская девушка, Аллочка смотрела, как П.Н. задумчиво ест борщ, осмысляя каждый глоток.
– Борщ не так прост, как кажется, – изрек наконец П.Н., вытирая губы салфеткой. – Многие ломаются именно на борще.
– Павлик, не обобщай, – раздраженно сказал хозяин.– Я вот тут задумал один проект, – не обращая на него внимания, продолжил П.Н., глядя Аллочке в глаза, – мне нужны талантливые люди. Вы, кстати, откуда родом?
Балконша и Горликов так и не дождались свою Аллочку. Каждый отреагировал в соответствии с собственным темпераментом – Наталья собственноручно выбросила Аллочкины тапки в мусорный контейнер и заказала в агентстве новую домработницу (она, как и следовало ожидать, пришла пьяной уже через месяц, но нас с вами эта история не касается).
А Горликов заказал благодарственный молебен в церкви и завел постоянную любовницу по имени Анжела – очень худенькую и светлую, как мир в душе.Спустя полгода Горликов неожиданно получил анонимный почтовый перевод на смутно знакомую сумму – кажется, именно столько стоила давняя поездка в Париж его бывшей домработницы.
Аллочка быстро убедила П.Н. в том, что борщ – не единственный ее козырь, и с первых минут сотворения канала «Есть!» находилась рядом с демиургом. С годами ледяная корочка на ее душе становилась все толще, а карьерный замах все выше. Депутат Горликов, спустя несколько лет пришедший в студию канала «Есть!» для участия в шоу, не узнал Аллочку в суровой деловой даме, сдержанно кивнувшей самой Гене Гималаевой. Аллочка и сама бы себя не узнала: от прошлого в ней остались лишь вечная радость домашней работы и привычка каждый год ездить в Париж. И борщ, разумеется! Борщ тоже никто не отменял.