Естественное убийство – 2. Подозреваемые
Шрифт:
–Сева… Сева… Сева… – пыталась завестись Рита Бензопила.
–Что, мама?
–Сева, налей мне ещё стопку.
–А мне – ещё стакан!
–Девочки, девочки! За знакомство, я считаю, достаточно! Мама, тут всё, что ты хотела, и сверх того, – Всеволод Алексеевич ткнул подбородком в пакеты. – Алёнушка, идём!
–До свидания, Маргарита Пименовна! – вежливо сказала Алёна Дмитриевна. – Можно я буду называть вас мамой? – совсем уж приторно уточнила она.
Всеволод Алексеевич вытолкал Алёну Дмитриевну в коридор.
–А
–Татуировка, татуировка! Настоящая, чернильная. Знали бы вы, как больно было! И это я ещё бухая была! Как вспомню тот страшный подвал где-то во дворах Невского… Только не помню, как меня туда занесло! – крикнула Алёна Дмитриевна. – А картинка символизирует собой единство и борьбу детской непосредственности с кошачьей изворотливостью! Так мне тот мужик, что накалывал, сказал…
В подъезде Алёна Дмитриевна не рассмеялась.
Молчала она, и когда Всеволод Алексеевич усаживал её в машину.
И когда выезжал со двора.
–Алёна Дмитриевна, простите меня за дурацкий розыгрыш! – уже выехав на один из бульваров, выдавил из себя Всеволод Алексеевич. – Что-то я слишком… Я не думал…
–Ничего! – холодно ответила она. – Я поняла, что вы не думали. Точнее – слишком много думали, вот и перемудрили.
–У тебя правда есть дочь восемнадцати лет и ты на работу на велосипеде ездишь? И коза? – почему-то он перешёл на «ты», хотя такого за ним не водилось. Просто когда у человека, который тебе нравится, есть коза – это сближает.
–Ну, ты пошутил, я тоже посмеялась. Квиты. Но ты не волнуйся – есть у меня коза или нет, а равно и дочь, на велосипеде я на работу езжу или на роликах – это совершенно не твоё дело, Всеволод Алексеевич.
Он проглотил. Поделом. Взрослый мужик устроил бабам спарринг. А это ж всегда чистым балаганом оборачивается, ему ли не знать. В детство впал, что ли?..
–Тогда поехали ужинать? – сказал Северный одним из самых своих безотказно действующих на женщин голосов.
–Поехали, – спокойно, без признаков подступающей к краям эйфории, ответила Алёна Дмитриевна. На неё голос не подействовал. – Поехали, а то очень жрать хочется после двухсот граммов коньяка. Слишком мощный аперитив. Даже для меня.
В ресторане Всеволод Алексеевич опять не знал, о чём вести разговор, а Алёна Дмитриевна ничем и никак ему не помогала. Она, похоже, действительно просто ужинала. Единственное, что, перейдя на «ты», к «выканью» они уже так и не вернулись.
–Сева, отвези меня, пожалуйста… – Алёна назвала адрес.
–Но…
–Но ты думал, что за шоу и еду, а также ради твоей отличной фигуры я немедленно поеду к тебе и буду всю ночь отдаваться в разных позах?
–Была такая мысль… – Всеволод Алексеевич виновато-обаятельно улыбнулся.
–Улыбка номер тридцать три из арсенала безотказно действующих?.. Голос на мне уже опробован… Прости, Сева. Сегодня не твой сценарий
–А куда… ты едешь? – он пропустил шпильку мимо ушей. Ну не стучать же по капоту этим самым, демонстрируя возможности.
–Я еду по указанному адресу, дорогой жених. Никаких объятий в подъезде. У меня хоть и не имеется приличной, хорошо выдержанной во всех смыслах матушки, но я сама по себе девица строгих правил.
Надо ли говорить, что Всеволод Алексеевич чувствовал себя последним глупцом, ругал себя «идиотом», «старым козлом», и вообще, ему было стыдно, что ли? Чёрт бы побрал эту Алёну Дмитриевну! Никогда ему перед бабами стыдно не было!
В Кунцеве, у подъезда дома, построенного ещё военнопленными – не то немцами, не то румынами, Северный, краснея – про себя! – как прыщавый юнец, выдавил:
–Алёна Дмитриевна, не изволишь ли оставить мне номер своего телефона?
Она звонко рассмеялась.
–Не изволю!
Затем подошла к нему вплотную и поцеловала в губы. Ну, как – поцеловала? Слегка дотронулась. Губами. А затем указательным пальцем. Мол, заткнись. Ничего не говори. И исчезла за дверью.
Ещё минут пять он стоял у подъезда осёл ослом. Подсматривая, в какой квартире загорится свет. Свет нигде не загорался. Или окна выходят на другую сторону?.. Что он тут как мальчишка!
Северный сел в «Дефендер» и громко хлопнул дверью на всю окрестную тишину.
На обратном пути он позвонил судмедэксперту, занимавшемуся трупом дочери Корсакова:
–Ну что?
–Некриминальный труп, Сева. Некриминальный. Сама уморилась. Без посторонней помощи. Атоническое кровотечение. Картина аутопсии – типичная для тяжёлого геморрагического шока, тканевого кислородного голодания и прочего подобного. Спавшиеся сосуды. Ишемические инфаркты. Полиорганная недостаточность. Гистология – ничего неожиданного.
–Биохимия?
–Всеволод Алексеевич, некриминальный труп. Без всяких уточнений. Или с миллионом оных. Глупый труп, но некриминальный. Очевидно всё. Девка рожала в корыто. После родов – кровотечение. И, как следствие, геморрагический шок. Дважды два – четыре.
–А кто ребёнка в коробку положил? – скорее у себя, чем у собеседника, спросил Северный.
–Это уже следака дело. Если есть ему, следаку, до этого дело. Сама положила. Каждой умалишённой заниматься – никаких сил не хватит. Спокойной ночи, Всеволод Алексеевич.
–Спокойной ночи…
Глава восьмая
Ночь у Северного выдалась неспокойная. Чёртова Алёна Дмитриевна Соловецкая не шла из головы. Он крутился с боку на бок, хотя бессонница не была его темой. И уж тем более было странно, что уснуть он не мог из-за какой-то бабы! Он взял в руки разлюбезного своего Гоголя и раскрыл на случайной странице: