Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
Если мир с тобой так неожиданно во всём не соглашается, надо принять это как должное и не сопротивляться. Лохматый саквояж, лишь сутки проведя у Риты Бензопилы, предпочёл её? Ладно… Алёна не хочет замуж? Ладно… Сентябрь? Ладно… Домой сама и сама к тебе через неделю? Ладно…
«Мать-мать-мать!» – звонко ответило эхо внутреннего голоса!
И тут ещё чуть ли не всю неделю к нему по вечерам приезжал Соколов, напрочь лишая эти самые вечера флёра страдательной томности. Его, Северного, впервые девушка не любит до безумия, не желает босая за ним не то что в Сибирь – даже в респектабельную квартиру с видом на Гребной канал, а тут ему друг на уши падает и непонятно из-за чего ноет и ноет. И не понимает, что Северному не до того.
Соколов не понимал. И приезжал, и ныл, и плакался, и просил советов.
Что же такое случилось с добрым славным парнем Сеней? Да ничего особенного! Пункт первый: он хотел стать олигархом – и не стал.
– Сеня, ты ведёшь себя, как маленький мальчик! – говорил другу Северный. – Скажите на милость – он не стал олигархом! И что? У тебя вполне приличный доход. Upper middle, что называется. Чего же боле? Ты вкусно ешь, мягко спишь, модно одет, ездишь на дорогой хорошей машине… Так же вкусно, мягко и модно происходит с твоей женой и твоими детьми. Ты мотаешься по ресторанам и в заграницы. Сеня, чем ты недоволен? Тем, что в минуты роковые в виде пресловутых девяностых был ещё недостаточно взрослым, чтобы гонять по улице с пистолетиками? Так нет их уже давно. Тех, кто гонял по улицам с пистолетиками. Ты недоволен тем, что у тебя недостаточно ума на построение хитромудрых комбинаций, или тем, что ума достаточно, а к хитромудрым комбинациям по поводу нефти, газа и госзаков допуска нет? Нигде нишу не занял? Ни в игорном деле, ни в фэшн-индустрии, ни в шоу-бизнесе? Ну так на всё перечисленное таланты нужны и характер, как у Дональда Трампа вкупе с Коко Шанель. Но вряд ли ты был бы доволен башнями, замками, особняками и счетами в швейцарских банках, будь ты одинок и никем толком так и не любим… Так чем конкретно ты недоволен? Молись богу – это же именно у тебя, а не у меня, крест на пузе и Библия на прикроватной тумбочке; молись богу, что ты живёшь в относительно стабильное время. Потому что олигархические состояния не слишком одарёнными, а всего лишь умными, хитрыми и быстрыми людьми делаются в эпоху перемен. Теми из этих умных, хитрых и быстрых, кто выжил, Сеня. Малым процентом от того небольшого процента тех, кто выжил. Крошечным процентом. Что ты хотел? Родиться в период освоения Дикого Запада? Или году эдак в 1900-м? Ты хотел резать-убивать-воровать?
– Ну почему-у-у, – стонал Соколов совсем уж маленьким мальчиком, которому не досталось мороженого, – почему-у-у кто-то смог, а я – нет? Почему помянутая тобою Коко Шанель революцию в моде совершила, а я – н-е-е-ет!
– Наверное, потому, что ты не нищ, как исходно Коко Шанель, не облагодетельствован сиротством и не носишь сделанные из подручного материала шляпки.
– Да я не к тому… К тому, что я никаких и ни в чём революций не совершил! Я бездарь! Ничтожество! Неудачник! – продолжал завывать Семён Петрович, которого, похоже, покинуло не только чувство меры, но и чувство юмора.
– Сеня! – вздохнув, терпеливо продолжал Северный. – Напомню тебе, что я тоже не олигарх. Мало того, никогда им не буду. Смешно, но никогда и не хотел им стать. Мне вполне достаточно того, что я – более-менее обеспеченный обыватель. И в последнее время чаще более, чем менее. Я всегда отдавал, отдаю и буду отдавать себе отчёт в том, что мне не стать заоблачно богатым человеком. Я к этому не стремился. Денег должно быть ровно столько, сколько их должно быть на тот образ жизни, что ты выбираешь. Я свой выбрал и вполне доволен. Мне нужна качественная выпивка, но она качественна и не за десять тысяч долларов бутылка. Мне нужна хорошая, комфортная одежда, обувь, мебель и всякие прочие аксессуары человеческого бытия, но я не буду изо всех сил стараться заплатить не за материю, кожу, древесину или порцию бифштекса, а за бренд. Качество материала, кроя и строчки – да. Мягкость кожи, комфорт колодки – да. Пристойный дизайн и плотницкое искусство – да. Чистая скатерть и мастерская кухня – да. Бирка, марка, престиж – нет. Я не соревнуюсь. Я живу. Да, мой стакан мал, но я пью из своего стакана. Понимаешь? Мне нужно побережье Тихого океана, но мне не нужна вилла на побережье Тихого океана. Я доволен тем, что мне вполне хватит на билет и на плюс-минус комфортную гостиницу. Да и друзей у меня по всему миру хватает. Я люблю женщину и уверен, что и она любит меня. И я просто терпеливо жду. Жду не бездействуя. Но не бездействую я терпеливо. Улавливаешь мою мысль?.. Чего вдруг такие истерики? Ты вдруг понял, что пьёшь из пластикового стаканчика газированное вино, в то время как кто-то хлещет из хрустального бокала настоящее шампанское? И срочно затопал ножками: мол, и мне, и мне! И срочно, сейчас же!.. Никто тебе не внял, не налил; ты хочешь растоптать свой пластиковый стаканчик назло хрустальному бокалу и, отползя в угол, подыхать от жажды в надежде, что мир, опомнившись и устыдившись, принесёт тебе всё на пресловутом блюдечке с голубой каёмочкой? Спешу тебя огорчить, Семён Петрович, и хрустальному бокалу, и миру наплевать на трагедию пластикового стаканчика. Они даже не заметят, что ты усох в углу от обиды. Живи, Сеня. Работай. Упорно работай и с удовольствием живи. Тебе на что не хватает? Или ты думаешь, что, каким-то чудом умудрившись стать олигархом, ты будешь почивать на лаврах? Ну вот оно, ладно! Вот – случилось, произошло! И что, мой маленький хнычущий Сеня? Как ты себе представляешь своё олигархическое будущее? Блэк-джек, шлюхи, все дела? Окстись, Сеня! Ты минуты спокойной иметь не будешь… Впрочем, я тебя успокою: ты никогда не станешь олигархом.
Соколов от речей Северного начинал подвывать на манер хаски, внезапно посреди мирной московской квартиры вспомнившем о своей волчьей крови.
– Не станешь, не вой. И я не понимаю, что тут за горе такое. Великосветскости желаешь? Соколов, из тебя такой же аристократ, как и из небезызвестного господина Кокса [6] . Он, помнится, только обрадовался, когда всё вернулось на круги своя. Принадлежит тебе уютная парикмахерская? Вот и владей с удовольствием. А выше головы прыгнуть не пытайся.
6
Северный намекает на сатирическую повесть Уильяма Теккерея «Дневник Кокса». Кокс называл свою не в меру жаждущую проникнуть в мир аристократии бой-бабу жену милой крошкой.
– Это кто ещё такой, господин Кокс? – ревниво уточнил Сеня. – И какая ещё парикмахерская? Что ты вечно туману напускаешь?
– Кокс. Коукс-Коукс. Эх, Соколов, Соколов! Я всё время забываю, что ты – страшно необразованная, тёмная личность. Тебе будет стыдно в гостиных у олигархов. Они в последнее время очень подтянулись в смысле культурного развития. Начни своё триумфальное шествие к сияющим вершинам модных альпийских курортов с заучивания пары-тройки фамилий. Пушкин. Лермонтов. Шекспир. Теккерей. К слову – тоже Уильям. – И, немного помолчав, Северный добавил: – Хотя, похоже, баба у вас в семье вовсе не твоя «милая крошка» Леся.
Когда Соколов не понимал, о чём идёт речь, он только отмахивался.
Если быть честным, Семёну Петровичу не требовалось разумных доводов и дружеской беседы. И уж тем более сарказма, коим его щедро потчевал Всеволод Алексеевич. Соколову хотелось сочувствия. Бессмысленного пустого сочувствия и, возможно, разговоров-сплетен о том, что те, кто стали тем, кем стали, недостойны. В отличие от него, достойного господина Соколова. Но Северный ему не сочувствовал, не жалел и в сплетни, охи-ахи и беседы о судьбах нации не вступал. И Соколов ныл-выл ещё больше. Некоторые мальчики, когда они нуждаются в бессмысленном пустом сочувствии, становятся на порядок сопливей маленькой разобиженной девочки, недовольной, что её больной пальчик не так поцеловали, и выдумывающей страшные истории про бабая – для более выраженного утешительного фитбэка от няньки.
И Сеня под страшным секретом поведал Всеволоду Алексеевичу, что его очередной откат пошёл не по адресу и ему-де на этом основании грозят страшные санкции и вообще – рейдерский наезд. Он боится лететь в рабочую командировку, потому что уже видит, как его арестовывают прямо на паспортном контроле.
– Соколов, я примерно представляю себе, какой у тебя годовой доход. Для этого не надо быть налоговой полицией и иметь семь пядей во лбу. Соответственно представляю себе и возможный размер ушедшего «не тем» отката. Не смеши мои тапки. С таким же успехом можно представить себе рейдерский наезд на книжную лавку. Книжная лавка закроется сама по себе. Из-за нерентабельности. Из-за более мощного конкурента в виде сетевого книжного магазина по соседству. Из-за условий рынка – и никак иначе. Видимо, те медицинские прибамбасы, которыми ты торгуешь, есть по более низкой стоимости и непосредственно от производителя. И кому нужны нынче европейские, если есть дешёвые и не менее качественные китайские аналоги? Ну так плюнь, найди новое дело… Возможно, совсем другое новое дело. А про откат, друг мой, ты придумал, как мне кажется. Я знаю тебя давно и хорошо. Ты бы ещё придумал, что у тебя животик или зубик болит, чтобы папка Сева пожалел. Ну смешно же!
Соколов начинал клясться, что не придумал, и ныть, что ужас-ужас-ужас, бизнес рушится. В общем, бегал по кругу и стал со всей серьёзностью настаивать на пункте втором: его арестуют, бизнес отберут.
– Ладно! – Северный закурил и подлил себе и другу. – Ладно. Представим самое худшее. Добро пожаловать в старую добрую психодраму, так сказать. Купил ты себе билетик на самолётик до каких-нибудь тёплых островов, и вот прямо в аэропорту – маски-шоу, все дела. Повязали господина Соколова, стали именовать его гражданином и закинули в обезьянник без особых объяснений причин, без мыла, без зубной щётки и – что в твоём случае куда фатальнее – без сигарет. Продержали там семьдесят два часа без всего вышеизложенного, а после означенного времени к гражданину Соколову пришёл господин N и предложил переписать фирму на него. Или на господина NN. Или предложил слияние твоей конторы с ООО «Ромашка», причём за слияние гражданин Соколов получит очень многое и сразу – например, возможность сразу после подписания бумаг снова именоваться господином и свободно идти на все четыре стороны. Заметь: никто тебя не бьёт, не те времена. Всё вежливо и корректно, хотя подчёркнуто сухо и без коньяка – обмыть сделку. Ты понимаешь тем не менее, что бумаги, тебе предложенные, подписать надо. И подписываешь. Тебя выпускают на свободу. И что, Соколов? Ты жив, ты здоров. Ты свободен. Ты можешь начать заново всё, что твоей душеньке угодно. Жена тебя прокормит…
И тут нарисовывался третий пункт «жалобного воя» – жена. Леся не обращает на него внимания. Он по вечерам сидит у телевизора и ждёт её, а она занимается детьми…
– Ну ты и дурак! – обрывал его Северный. – Действительно, как же ещё обратить на себя внимание жены, как не сидением под телевизором, пока она занимается с пятерыми детьми? Действительно, какая бессердечная женщина! И тебе бизнес-леди, и тебе мамка-нянька – и всё без единой жалобы, только тёмные круги под глазами всё глубже. Ты когда ей последний раз цветы дарил не на день рождения и не на Восьмое марта, чтоб оно уже было здорово?! Когда просто так хоть что-то для неё делал? Кофе в постель подавал? Ты вполне можешь устроить ей какое-нибудь «ревю выходного дня» – и не надо начинать с заграниц. Оставьте детей с няньками или бабушками – и с пятницы до воскресенья вояж в подмосковный санаторий – для начала…