Естественный отбор
Шрифт:
— Хрен вас, нынешних, поймет… Кто-то у себя дома доллары лопатой гребет, а эти за Россию долги платят. Вы давно дома не были? Россия-то наша теперь вроде уличной девки стала — под любого черного за «зеленые» ляжет.
— Россию насиловал всяк кому не лень, — сказал третий, сидевший перед нетронутой миской. — Она — дура доверчивая. Но есть кому за нее постоять.
У него был тихий-тихий голос, на осунувшемся лице с заплывшими карими глазами ни кровинки, как у мученика с иконы. Движения рук скупые и плавные, как у церковного
— Многие вот так же хорохорились… — Капитан достал исторический уже по нынешним временам «Памир» и пожевал край сигареты, не прикуривая. — А через месяц-другой, глядишь, опять ко мне на лайбу просятся: вези, мол, Степаныч, назад, в Сербию родную, тошно нам тут на «новых русских» глядеть — до греха недалеко.
— Другие глядели, поглядим и мы, — весело бросил рыжий наглым голосом. — В Москву на экскурсию съездим, пощупаем этих твоих «новых русских», а то и полюбопытствуем, что у них в нутре.
— Не болтай лишнего, — одернул седобородый.
— Болтать — не мешки таскать, — завершил дискуссию капитан. — Пойдем, сбуду вас с рук от греха подальше, а то как бы что с вами…
Ранние зимние сумерки залили красноватым глянцем проходную порта. Трое подвыпивших морячков нетвердой походкой в обнимку двинулись к турникету. Их сопровождал капитан.
— Остались бы в кубрике отсыпаться, — высунул нос из окошка вахтер. — К девкам, черт их бодает. А цидуля где?
— То ж мои хлопцы, дядько Трохим! — Капитан заговорщицки подмигнул ему и просунул в узкое окошко бутылку болгарской сливовой ракии. — Молодые, хай гуляют… Дай покинуть родимый причал, чтоб земля под ногами не качалась.
— Ридный вин для усих москалив тильки у Новороссийську! — шутливо по-стариковски пробубнил вахтер, щелкая железной вертушкой на проходной.
— Ну ты, старый, еще ко мне в Брянск заедешь! — принимая вызов, без зла ответил кругленький крепыш с рыжим хохолком на макушке и шрамом через все лицо, голубые глаза его еще сильнее заблестели при виде манящих из-за стеклянной стены далеких огоньков.
Степаныч крепко сжал плечо рыжего и, улыбнувшись, примирительно кивнул вахтеру, чтобы окончательно закрыть тему, хотя измаильскую землю, отвоеванную Суворовым из-под турка, теперь только шепотом и с оглядкой можно было называть порогом родины.
Капитан отвел их метров за сто от проходной, со вздохом грусти или облегчения, а может, того и другого пожал каждому руку. Снова вытащил пачку доисторического «Памира» и снова пожевал край сигареты, не прикуривая.
— Курить бросил десять лет назад. С тех пор ношу вот эту пачку, чтоб силу воли не сломать. А с вами еще и закуришь, от ваших делов туманных… Вон там, где фонарь на столбе не горит уже третий год, должна быть автобусная остановка. Оттуда и доберетесь до железнодорожной станции. Билетиков в это время вы сейчас нигде не купите, вот вам на штраф, на всякий случай. —
— Это у них штраф такой? — хмыкнул рыжий со шрамом. — Я думал, за эти деньги целый автобус у хохлов купить можно.
— Автобус не автобус, а всем троим на поезд до самой Одессы хватит.
— Ты что, отец? — отстранил деньги седобородый.
— А кто вас знает. Может, вы и в самом деле из идейных. Я таких еще не видел. Глядите, в России так же весело, как и на Украине. С вашим братом не чикаются, закон не блюдут — пуля в подъезде или лесоповал в суверенном государстве Коми.
— Не пугай, кэп. Мы эту школу проходили, — сказал седобородый.
— Ну и как? — чуть не чиркнул спичкой о коробку капитан.
— Исключили из последнего класса за неуспеваемость.
На темной остановке зябли люди, лиц не было видно. Спросили про ближайший автобус — те только испуганно забились в самый дальний угол. Таксист с осипшим от безнадеги голосом зазывал пассажиров в свою маршрутку, но никто на столь дорогой сервис не соглашался. Тогда таксист переключился на «морячков»:
— Братва, садись, пулей довезу до города. Зарплату выдали мазутом или талонами в столовку?
— Сколько же ты сдерешь? Мы цен новых не знаем, первый день на суше.
— Обижаешь, флотский! Хорошего человека могу и задаром подкинуть.
Трое в черных бушлатах настороженно переглянулись и молча забрались в темный салон, где на задних сиденьях уже сидели двое пассажиров. Парень за рулем болтал без умолку и нес какую-то безделицу, ни одной нужной информации. Ему нехотя отвечали, лишь бы отделаться. Улицы становились все уже и темнее, а водитель все болтливее. Двое попутчиков на заднем сиденье не проронили ни слова.
Вот машина съехала с прямой дороги и, тяжело переваливаясь на ухабах, принялась плутать по закоулкам, пока не остановилась в непроглядной темени среди черных мокрых кустов. В салоне вспыхнул неяркий свет. Трое в морских бушлатах с чужого плеча сжались, как перед схваткой. Но на них никто не нападал. Только один из попутчиков на заднем сиденье многозначительно откашлялся и медленно, глядя в глаза седобородому, произнес начальственным баритоном:
— Бывший полковник армии боснийских сербов Скиф? Он же Скворцов Игорь Федорович?
Тот не ответил.
— Капитан Олекса? — повернулся баритон к измученному морским путешествием. — Он же Александр Алексеев. И наконец, вы… — он взглянул в наглые кошачьи глазки рыжего, — поручик Сечна, он же Семен Засечный? Граждане бывшего Советского Союза, а ныне люди без гражданства, определенных занятий и постоянного места жительства.
Приятель попутчика сидел, не проронив ни слова, и пристально всматривался в лица незнакомых ему людей, словно сравнивал их с фотографиями в уголовном деле.