Естественный отбор
Шрифт:
— А если моего согласия на атаманство не будет?
— Тогда для вас и ваших друзей будет трибунал в Гааге и пожизненное заключение в суперкомфортной западноевропейской тюрьме.
— Что вы получите от нашей выдачи Гааге?
— Продемонстрируем лишний раз лояльность американцам, а они, в свою очередь, закроют глаза на некоторые наши операции в Европе.
— Предпочитаю еврокомфорт в России. Еще вопросы есть? Тогда выметайтесь!
Походин даже не пошевелился на его приказание.
— Василий Петрович, я уверен, рано или поздно мы сойдемся в цене.
— У подлости
— Есть, да еще какая, — со знанием природы вещей кивнул Походин. — Смотря что считать подлостью. Для кого-то — подлость, а для нас — верность патриотическому и служебному долгу. Дверцу мне не откроете, господин атаман?
— В другом месте я б тебе крышку гроба открыл. Походин молча бросил на переднее сиденье деньги и неторопливо вышел из машины.
— Возьмите сдачу! — крикнул ему в спину Скиф.
Сзади к «Мерседесу» подкатил «жигуль» с Засечным. Походин, прежде чем удалиться в темноту, наклонился к Скифу:
— Вон и ваши подельники подкатили, живы и здоровы. Я попросил своих людей развлечь их пока анекдотами, чтобы нашему знакомству не помешали, Василий Петрович. Желаю спокойной ночи и приятных снов. Надеюсь, они не будут такими вещими, как в прежние времена.
Скиф выбросил на тротуар походинские чаевые. Он лихорадочно рассуждал: «Может, это сам Походин замыслил устранение Ольги. Ведь она — не дура. Вероятно, почувствовала, что стоит на краю пропасти, потому и написала завещание… Но почему она написала завещание на меня, а не на своего отца?.. Что бы там ни было, но Ольге угрожает опасность! Как мне, даже живущему по чужому паспорту, помешать черному замыслу синего генерала, за которым вся мощь государства?.. Как?.. Стоп, стоп!.. А может, именно мне, Скифу, Походин сейчас предлагал убить ее?.. Чушь!.. Бред какой-то… Оля, Оленька, Ольгуша, родная моя, что же это творится под российскими небесами, а?! Почему ты выбрала в завещании меня, а не своего отца?.. Господи, почему?..»
Засечный вышел из «жигуля» и подсел к нему в «Мерседес».
— Что за упырь болотный тебе мозги компостировал?
— Один из тех, благодаря которым мы еще на свободе, — ответил Скиф и брезгливо провел ладонью по лицу, словно стирая с него плевки.
На этом приключения Скифа не закончились. В трубке радиотелефона раздалось медовое причитание Нидковского:
— Василий Петрович, метрдотель ресторана «Арбат» заказывает машину для их клиента.
— Через десять минут буду. Пусть клиент ждет у входа.
Оглянувшись назад и убедившись, что «семерка» с Засечным и казаками следует за ним, Скиф направил машину в сторону торчавших в ночном небе зубьев Нового Арбата.
Увидев подкатившую машину, двое мужчин вывели под руки третьего, еле стоящего на ногах.
— Командир, доставь хорошего человека в Олимпийскую деревню, а то на нас телки повисли, — сказал один из них, открывая дверцу машины.
— «Зеленые» вперед.
— Фирма веников не вяжет! — одобрительно кивнул тот, протягивая купюры.
Пьяный, бормоча что-то нечленораздельное, сразу уткнулся лбом в переднюю панель. Промелькнул Киевский вокзал. Не доезжая «Мосфильма», остановившись на красный свет, Скиф услышал сбоку тихий, совершенно трезвый голос пьяного:
— Хубасти? Как дела?
— Как сажа бела! — буркнул Скиф, пытаясь в темноте салона рассмотреть лицо клиента.
— Тогда сверни в переулок и выбери двор потемнее — поговорить есть за что, как говорят в Одессе, — белозубо улыбнулся тот.
— Блин, как же вы меня нынче достали! — вырвалось у Скифа. — Ну, что еще-то от меня?
— Хочу поставить тебя в известность, что в сельской церквушке под Псковом одна старушка который год ставит свечки за православного воина Скифа и просит Бога уберечь его от пули злой, от хворостей душевных и телесных, от зависти черной подлючьей.
— Какая еще старушка?..
— Родной матушкой приходится мне та старушка, Скиф.
— Чего-то я лица твоего не припомню. Постой-постой — майор-особист, что ли?
— Теперь уже полковник.
— А-а…
Над горами торжественно плыл яркий серп полумесяца, неумолчно трещали в сухой траве цикады, из недалекого ущелья доносился истерический хохот и захлебывающийся плач шакалов. В душной афганской ночи, готовой в любую минуту взорваться воем мин и трассирующими очередями, к ущелью крались с приглушенными синими фарами три БТРа, под завязку набитые десантурой. Некоторым солдатам пришлось поместиться наверху, на броне.
Вглядевшись в темноту из люка первой машины, Скиф скомандовал в ларингофон:
— «Лягушки», стоп! Дальше километра два пехом… Десантура быстро выгрузила из бронированных коробок оружие и снаряжение. Чуть в сторонке за солдатами наблюдал майор в ладно подогнанном пятнистом комбинезоне.
— Принесло на нашу голову этого особиста! — чертыхнулся Скиф. — Если с ним что случится, полковник Павлов взгреет нас — мало не покажется.
— Мы дорожку протопаем, а он во второй заход, — предложил лейтенант Василько. — Так меньше риска для него.
— Майор, здесь с солдатами должен остаться офицер, пока мы переносим туда груз и окапываемся, — сказал, подойдя к особисту, Скиф.
— Нет вопросов, я остаюсь, — с готовностью откликнулся тот.
— Вот вам рация — держите меня в курсе, если что…
— А что, «если что»?
— Вроде бы не должно, но, бывает, и овца волком завоет.
— Учту, капитан! — согласился особист, принимая рацию…
Пригибали солдатские плечи тяжеленные рюкзаки, позвякивали болтающиеся на ремнях каски, оружие и саперные лопатки, сливался в единый монотонный шорох мерный шаг натруженных ног вперемежку с сопением, кряхтением и солдатским матерком…
Дойдя до горловины ущелья, Скиф, сбросив на камень рюкзак, прохрипел лейтенанту:
— Здесь ждем караван духов!.. Мимо не пройдут. Виноградов, Сафонов, ставьте «сигналки». Саперы — мины. Лейтенант, уточни позиции гранатометчикам.
Уже стал склоняться к зубцам дальних вершин полумесяц в небе, а десантура все продолжала углубляться в каменистый склон. Шакалий вой перекрывал глухие удары заступов и саперных лопаток, надсадный кашель и запаленный хрип солдатских ртов.
Из лежащего на бруствере шлемофона долетал писк. Поднеся его к уху, Скиф чертыхнулся: